Демоны в раю - Дмитрий Липскеров Страница 8

А потом родители девочки уехали в какую-то африканскую страну консультантами по разработкам нефтяных скважин, забрав ее с собой. Она, конечно, умоляла мать и отца оставить ее в Кабарде с бабушкой, с которой прожила всю жизнь, и все вроде складывалось по ее сердечному пути, но бабушка подвела неожиданным обширным инфарктом и полной инвалидностью впоследствии.

Он не понимал, как это — «не увидимся долго-долго»! Долго быть не могло. Он просто умрет на четвертый день и все…

— Не умирай! — просила девочка Эля. — Прошу тебя, не умирай!

Он не отвечал, только растерянно улыбался… Так сильные мира сего принимают на эшафоте смерть.

— Ты должен быть сильным! Ведь долго-долго пройдет, и мы снова встретимся!

По ее лицу текли горные ручьи слез, а она старалась улыбаться, слепя мир белейшим мрамором своих зубов, и повторяла, захлебываясь: «Люблю! Люблю!.. Ты — жди!!!»

Он не пошел ее провожать. Стоял на краю скалы, глядя, как катится под гору урчащий мотором автомобиль «Волга», уносящий его любовь, его жизнь куда-то к едрене фене, к африканским неграм…

Он почти умер, проведя всю следующую неделю в их пещерке, в невыносимых муках катаясь по слежавшимся одеялам. Он волком чуял ее запах, затаившийся в вате халатов, и тогда, не зная, как истребить муку нестерпимую, тогда истязал свое тело бесконечными любовными окончаниями… Когда его тело высохло до дна, он лег на спину и закрыл глаза. К ночи задул, все громче и громче завывая, холодный ветер. Его зубы заодно со стихией заскрипели с такой неистовой силой, столь этот звук оказался разрушительным, что вокруг их любовного места разом облетела с деревьев вся листва, на километры вокруг исчезла всякая живая тварь, даже медведи забрались выше в горы от невыносимого звука. Лишь кабанам было наплевать. Они только хрюкали и жрали недозрелые желуди, опавшие до сроку из-за такого катаклизма.

Валерий Рюмин проскрипел зубами почти две недели… Зубы мальчика стерлись до основания, до кровавых десен…

Его нашли живым благодаря всему мужскому составу школы. Все они были воины-борцы, последователи Хасана Батоева — победителя. Снесли полумертвого на руках, к селу, хотели сначала поместить в психиатрическую больницу Нальчика, но доктор не нашел в пострадавшем расстройств по своей части, определил, что какая-то душевная рана в подростке, сильнейшее физическое истощение налицо, а потому Рюмина надо вначале откормить, а в остальном время всему доктор и главное — нежность.

Мать Рюмина, сельская учительница до третьих родов, русская женщина Елена Рюмина, родившая селекционеру Рюмину помимо Вэла еще пятерых детей, так и поступила. Она на время почти забыла об остальных детях и всю свою нежность, ранее поделенную на шестерых, отдала погибающему от несчастной любви сыну…

Когда Валера, слава Богу, потихонечку пришел в себя, к судьбе сына подключился и отец — знатный селекционер. Он перерезал шестерым породистым баранам горло, продал мясо на рынке, дал жене Елене денег, за что сел на четыре года в тюрьму. Вэлу Рюмину в сельской поликлинике вставили новые железные зубы.

Он помнил ее тоскливо долго и даже научился вызывать девичий образ в своих юношеских сновидениях. Она являлась ему в каком-то белом, накрученном на голову, африканском тюрбане, почему-то верхом на верблюде, удерживаемая в объятиях огромным негром с вывороченными губами.

— Моя крошечная родинка… — шептал он во сне.

Ревность не была столь мучительной, как раньше… Может быть, потому что негры сами цвета родинок… Может быть, это и не негр вовсе, а образ ее родинки… У нее негр живет в самом тайном месте… Он по-прежнему пытался скрежетать зубами, но железо не кость, металл быстро притерся к металлу, посвистывал только…

Тогда из Африки в Кабарду письма в принципе не могли дойти. Не существовало путей для их полета… А он их ждал. Сначала с истовым нетерпением, а потом отстранился чуть, лишь переглядывался с почтальоном Бечевым, да и только…

А как-то через год, совсем к весне, он проснулся от солнечного луча и улыбнулся. Солнце отразилось от его металлических челюсгей и заставило младших братьев гоняться за солнечными зайчиками. Он не забыл ее этим утром, просто она, ее образ стал жить не в сердце его, а переместился в мозг, где чувства частенько препарируются на составные части, превращая эмоции в мысли… Вечером из тюрьмы, досрочно освобожденным, вернулся отец — теперь простой зоотехник…

В этот долгий весенний день к концу его, к ночи, к Валере Рюмину вернулась радость жизни.

Он был совсем молод, казалось, жизнь склонилась к его ногам, чтобы ему легче бежалось под гору к своему предназначению, и образ Эли, его первой любви, первой девочки, постепенно размылся в душе, превратился в призрачный туман, в полустертую переводную картинку, которая к концу десятого класса истерлась без следа… Так ему тогда казалось…

Валера Рюмин закончил десятый класс, посмотрел на себя в зеркало, затем в окно на бесконечные горы, подвешенные к облакам…

Он понял, что жизнь его в этом крошечном селе, где даже телевизор не работал, а радио передавало только сводки с далеких полей, подходит к концу. Он точно знал, что необходимо перестать быть диким горным животным, что помимо сильных первобытных эмоций существуют еще и полутона, и четверть тона, восьмушки и шестнадцатые, а для расширения свойств души нужно спуститься вниз и приспособиться к плоскогорью. Его душа жаждала погружения в большой мир, ему необходимо было поставить нос по ветру и понюхать все ветра, попробовать укусить саму жизнь за бок, проверив, много ли в ней нутряного сала, или жилы одни.

Вечером, когда все семейство укладывалось спать, он сообщил, что хочет уехать из Кабарды, чтобы учиться.

— На кого, сын? — спросил отец.

Ему было абсолютно все равно на кого, лишь бы уехать, а потому он сказал слова, которые вызвали уважение.

— Хочу стать учителем, отец.

Зоотехник шумно вдохнул в себя воздух, пропитанный вареной бараниной, тщательно скрывая подступившие к глазам слезы. Он был горд, что старший сын вырос правильным человеком.

Мать, как полагается, поплакала, не стесняясь, но спохватилась и заговорила, вопрошая.

— Где же взять такую кучу денег?

Отец, казалось, не слушал женской ерунды, продолжая уточнять.

— А в какой город поедешь?

— В Саратов, — ответил Вэл, не задумываясь. Он ничего не знал про город Саратов, но тот был первым населенным пунктом, пришедшим ему на ум. В общем, какая разница!

— Хороший город!.. — одобрил отец. — Там те чет великая русская река Волга. В честь нее назвали лучший советский автомобиль!

А мать продолжала лить слезы и все приговаривала:

— На что жить он будет?.. А где?.. В Саратове даже знакомых нет…

— Я мужчина! — заявил Вэл.

— Он — мужчина! — подтвердил отец.

Через пять дней бывший почетный селекционер-зоолог принес в дом пачку денег и отдал ее сыну.