Мания - Александр Потемкин Страница 8

В этот момент господин Ваханя внес в кабинет ящик с образцами готовой продукции. Вид охваченных манией эроса женщин не привлек его внимания. Чтобы никого не беспокоить, посыльный расставил (согласно служебной инструкции) новый ассортимент товаров на полках и молча удалился. Тем временем ласки молодых женщин подходили к концу. Одурманенные эросом дамы шептались, словно заговорщицы, клялись друг другу, как влюбленные перед разлукой. Они нехотя разжимали объятия, напоминая борцов на ковре поединка после свистка судьи. Наконец, Ольга Ильинична с трудом двинулась к двери. Ее шаг был неровным, каким он бывает у опьяненного человека. Бросив на любовницу счастливый взгляд, исполненный желания, Ольга исчезла. «Хороша! — пронеслось в голове Мегаловой. — Вкусна как мёд! Ее страстные поцелуи вызывают головокружение и оставляют приятнейшее послевкусие». Тут она окончательно уверилась в мысли, что если в ней перестанет бурлить, кипеть страсть, если ее чувства обретут успокоение и умиротворенность и жгучая потребность этого трансформируется в нормальный, рекомендованный медиками ритм влечений, то она кончится, погибнет, высохнет, как осенняя листва. Молодая женщина глубоко вздохнула, потерла виски, исподлобья огляделась — коллеги были заняты работой — и повернулась к компьютеру. Она передала деловую информацию в Нижний Тагил и Златоуст, вышла на связь с Челябинском, сообщила в Пермь условия скидок, которые зависели от объемов закупок, и тарифы премиальных, связанные со сроками оплаты заказанных товарных партий. Она еще сама до конца не понимала, почему за предоплату кофе фирма платила закупщикам семь процентов, а за грильяж в шоколаде и сирийскую халву всего лишь три. Впрочем, ее пытливый ум подсказывал, что через пару дней вся эта коммерческая арифметика будет ей ясна. Когда со всеми предприятиями, указанными в списке, первичная работа была завершена, Наталья Никитична взглянула на часы: было шестнадцать десять. До конца рабочего дня оставалось сто минут. «Самое время», — мелькнуло у нее в голове. Долгие минуты ушли на то, чтобы поймать взгляд полностью ушедшей в работу Юлии Бочаровой. Но когда их глаза встретились, какой-то волшебный мост тут же связал эти два существа. Даже не верилось, что молоденькие дамы всего секунду назад были глубоко поглощены работой. Можно было утверждать, что они только и ждали этого мгновения. Их взгляды вспыхнули таким ярким пламенем, их потянуло друг к другу таким сильнейшим магнитом, что, казалось, только полная отдача собственного «я» была способна погасить эту невероятную энергию чувств. Мегалова едва заметно кивнула головой, указывая на выход. Юлия в порыве нахлынувшего азарта бросила: «Теперь пошли! Быстрее!» — и, едва успев выключить компьютер, понеслась к выходу.

Лицо Натальи Никитичны выражало необыкновенное удовольствие. Глаза как-то сразу повлажнели, губы приоткрылись, румянец растекся по щекам, шее, груди… Пульс ускорил свой бег, участилось дыхание. Она медленно, однако решительно, встала из-за стола, послала воздушный поцелуй ревниво уставившейся на нее Ладыниной и уже торопливо вышла из кабинета.

Туалетная комната закрылась. На кафельный пол полетела одежда. Женщины не просто раздевались: они скидывали с себя одежду, как будто она горела, как будто жалила их смертельными укусами. Время, пространство и человеческие тела смешались. Страсти одной и другой столкнулись, как соприкасаются две грозовые тучи. Раздался похожий на летний гром раскатистый стон, исчезла душа, притаился, потух интеллект. Торжествовала энергия плоти. Слившиеся в объятиях женщины катались по полу, осыпая друг друга поцелуями. Холеные, изящные, непривычные к труду руки Натальи Мегаловой с необыкновенным очарованием, с упоительной выразительностью порхали по телу Юлии. Сплетенными в причудливый узор пальцами она сжимала каждый лоскуток ее плоти, с ласковым отрешенным мурлыканьем целовала все ее родинки, бугорки и округлости, шептала пьянящие слова нежности и любви. Потом все поменялось: она уже сама стала отдаваться объятиям Юлии Бочаровой, ее буйной сексуальности. Как кошка, нализавшись валерианки, нежится в пьяных фантазиях, так и Наталья Никитична, полностью забыв себя, переселилась в мир наслаждений.

Госпоже Бочаровой особенно нравилось, когда при прикосновении lingua к вагине у партнерши возникали судороги в ногах и ягодицах, сокращение мускулатуры в области пупка. Это продолжалось достаточно долго, так что Юлия успевала прижаться лицом именно к вздрагивающим частям тела партнерши, чтобы лучше ощущать эти приятнейшие конвульсии, этот выброс энергии, вызывающий у нее помутнение рассудка, доводящий ее до оргазма.

Наталье Никитичне сейчас хотелось услышать голос покоренной плоти. Один раз она его услышала и, одурманенная его волшебством, теперь мечтала о нем снова и снова. Это ожидание чарующего возгласа стало для нее наваждением.

Когда возбуждение нарастает, приближая фонтанирующий выброс энергии, перед самым оргазмом слышится вопль. Одни медики называют его vagitus uterinus, другие — «перистальтический крик кишок». Этот таинственный колдовской голос, вырывающийся наружу, казалось, из самой преисподней, воспламенял госпожу Мегалову сильнее всего. Когда возбуждение чувств стремительно росло, уходила, пряталась в тени беспутства личность, нарастала температура кипения страсти, Мегалова начинала нетерпеливо ждать этот чарующий голос. Ее суть настойчиво требовала его, как мазохисты ожидают вожделенных ударов кнута, без которых не будет достигнуто удовлетворение, как некоторые финансисты испытывают половой экстаз при шуршании купюр, как мечтающие о власти поллюционируют, получив высокое назначение. Наступает обостренный до крайности, до безумия момент, когда эротическая сила начинает бесноваться над бездной пространства, над зияющей пропастью времени. Ублаготворение, получаемое плотью от эротического экстаза, сильнее опийного мака уносит в сладострастное путешествие. Рассудок на время полностью оставляет двух женщин, он превращается в одно бескрайнее, проникновенное ощущение. Тут воспаление чувств становится выше напряжения разума!

Еще несколько аккордов блаженства можно было наблюдать в туалетной комнате. Потом, казалось, потух свет, все исчезло, провалилось, долго звучавший упоительный мотив пропал, и лишь пронзительный звонок, извещающий о конце рабочего дня, прервав счастливую близость, привел молодых дам в сознание.

«Ну, что скажешь?» — спросила Наталья Никитична перед самой дверью в отдел продаж. «Согласна! Ты самая лучшая! Бесподобная! Тебя не сравнить с Ладыниной. С такой изощренной нежностью я еще никогда не встречалась. Супер! Самая настоящая Даша Давали!» — лицо Юлии Бочаровой осветила улыбка. В ее глазах еще сохранялся след страстного томления. «А… Я же говорила! Скажи об этом своей старушке. Она должна знать и помнить об этом. Но пусть ко мне не лезет, в ней есть что-то отвратительное. Фу! Фу! Но ты хороша. Я всегда готова на свидание с такой милашкой, как ты, — госпожа Мегалова взяла ее за подбородок и поцеловала в губы. — Исповедуешься Ладыниной в мое отсутствие. Опусти ее! Ей место в зоопарке, пусть занимается скотоложеством — ей это больше подходит. Я побегу, у меня еще полно разных дел. До завтра! О’кей?» — «Я все сделаю. Пока!» — Юлия крепко обняла Наталью Никитичну, и они простились.

Секс в жизни граждан нашего мегаполиса, пробиравшийся сквозь ветхие завалы ортодоксальных традиций православия и горьких иллюзий коммунистической идеологии, вдруг мощным потоком хлынул на миражи патриархальных семейных устоев. Вначале голос эроса звучал стыдливо и приниженно, затем сдержанно, потом низко, но увлеченно. Разлом страны, вызвавший у москвичей ощущение вседозволенности, — если империя разваливается, то почему не должны исчезнуть прежние моральные обязательства? — усилил этот голос. Затем голос перешел в крик, потом — в вопль большей части жителей нашего замечательного города и приезжих. Блуд, беспутство, гульба, распущенность перестали вызывать в обществе тревожное осуждение, а короткое время спустя уже не возникало даже легкого трепета удивления. Нынче бунт тотальной вседозволенности вошел в сознание так основательно и прочно, что наглухо умолк малейший протест граждан великой Москвы. Порой кажется, а не erecticus ли закрыл рты нашим землякам? Надо же чем-то объяснить это загадочное, это преступное молчание! Авторы, щедро использующие в своих сочинениях ненормативную лексику, в давке выстраиваются перед камерами телеканалов. Спрос на них такой же рыночный и бойкий, как на путан, толкущихся по дороге в Шереметьево. Количество дам полусвета, ожидающих клиентов за отдельными столиками элитных столичных ресторанов, или молодых женщин и кавалеров, жаждущих случайного уличного знакомства для приятного времяпрепровождения, множится, достигая невероятных размеров. Модельеры гордятся, что мастерят сексуальные одежды, парикмахеры — что создают возбуждающие прически. Хирурги лепят силиконовые груди, эротично подтягивают ягодицы, увеличивают erecticus; косметологи, добиваясь сексапильности, улучшают эпителии. Чтобы эротизировать архитектуру тела, медики проводят липосакции; чтобы ножки выглядели аппетитнее, обувщики совершенствуют, вытягивают каблучки; для пролонгации орального секса дантисты ставят нежнейшие фарфоровые протезы; для усиления ощущения оргазма гинекологи имплантируют в самые сокровенные части тела причудливые щипы; сосками грудей и шляпкой erecticus массажисты нежат тела клиентов, улучшая их кровообращение и настроение. Половое распутство, торговля телом и обслуживание эроса стало у нас бытовой нормой, вполне приличным и обыденным, не вызывающим ни малейших возражений делом. Самовозрастающей манией. Поэтому, едва Наталья Никитична простилась со своей партнершей, она тут же вспомнила о еще одном любовном свидании — с госпожой Ивониной.