72 метра. Книга прозы - Александр Покровский Страница 8

Далеко от флота ты хорошо дышишь, шутишь, смеешься веселый, говоришь и делаешь всякие глупости, как все прочее гражданское население.

Для того чтоб дойти до бани, нужно миновать полустанок. На нем как раз остановился какой-то воинский эшелон. У ближайшего вагона стоял часовой. Ну какой строевик, я вас спрашиваю, пройдет спокойно мимо солдата и ничего не скажет? Это ж так же тяжело, как псу пройти мимо столба.

Миша не мог пройти, он почувствовал сопричастность, остановился и подошел:

— Откуда едете?

Часовой покосился на него и хмуро буркнул:

— Откуда надо, оттуда и едем.

— А куда едете?

— Куда надо… туда и едем…

— А что везете-то?

— А что надо… то и везем…

— Ну ладно, сынок, служи, охраняй. Родина тебе доверила, так что давай бди! А я пошел.

— Куда ж ты пошел, дядя, — скинул часовой с плеча карабин и передернул затвор, — стой, стрелять буду!..

Капитан, начальник эшелона, с трудом оторвал голову от стола. Вид у него был синюшный (их бин больной).

Перед ним стоял Миша Зверев, и сквозь дремучую щетину на капитана смотрели веселые глаза.

— Здрасте, хе-хе…

— Здрасте…

— Вот, взяли… хе-хе… — некстати захекал Миша.

— Интересовался, — вылез вперед часовой, — куда едем, что везем.

— Молодец, Петров! — прокашлял капитан. — Документы есть?

— Как-кие документы, отец родной? — сказал Миша. — Я же в баню шел…

— Значит, так! Особый отдел мы с собой не возим. Поэтому на станции сдадим.

— Товарищ капитан, я капитан второго ранга Зверев, старший помощник начальника штаба, я документы могу принести, если надо!

— Не надо, — сказал капитан, застряв взглядом в Мишиной щетине. — Сидоров!

Появился Сидоров, который был на три головы больше того, что себе физически можно представить.

— Так, Сидоров, заверни товарища… м-м… старшего помощника начальника штаба… и в тот, дальний штабной вагон. Писать не выводить, пусть там делает. Ну и так далее…

Сидоров завернул товарища (старшего помощника начальника штаба) под мышку и отнес его в тот дальний вагон, бросил ворохом на пол и со словами: «Ша, Маша», — закрыл дверь.

«В вагоне раньше ехали лошади», — успел подумать Миша. Дернуло. От толчка он резко пробежался на четвереньках, остановился, подобрал веник и рассмеялся.

— Надо же, — сказал он, — поехали…

Вагон как вагон. Перестук колес располагал к осмыслению, и Миша расположился к осмыслению прямо на соломе.

Скоро остановились. Станция. Зверев вскочил и заволновался. Сейчас за ним придут. «Это что ж за станция? — все беспокоился и беспокоился он. — Не видно. Черт знает что! Чего же они?» За ним не шли.

— Эй! — высунулся он в окошко, перепоясанное колючей проволокой. — Скажите там командиру эшелона! Я — Зверев! Я— старший помощник начальника штаба! — обращался он ко всем подряд, и все подряд пугались его неожиданной физиономии, а одна бабка так расчувствовалась от внезапности, что сказала: «О-о хосподи!» — ослабела и села во что-то, чвакнув.

Миша хохотал над ней как безумный, пока вагон не дернуло. О нем явно забыли. Станции мелькали, и на каждой он орал, подкарауливая у окошка прохожих: «Я — Зверев! Скажите! Я— Зверев!..»

Через трое суток в Ярославле о нем вспомнили («У нас там был этот… как его… начальник штаба») и сдали в КГБ.

За трое суток он превратился в дикое, волосатое, взъерошенное существо с выпученными глазами и острым кадыком. Пахло от него так, что вокруг носились взволнованные мухи.

— Ну? — спросили его в КГБ.

— Я — Зверев! — заявил он с видом среднего каторжанина. — Я — старший помощник начальника штаба! — добавил он не без гордости и подмигнул. Мигать не хотелось, просто так получилось. Рожа — самая галерная.

— Документы есть?

— Как-ки-е до-ку-мен-ты? — в который раз задохнулся Миша. — Я в баню шел! Вот! — и в доказательство он сунул им под нос веник, которым иногда подметал в вагоне.

— А чем вы еще можете доказать?

— Что?

— Ну, то, что вы — Зверев.

Миша осмотрел себя и ничего не нашел. И тут он вспомнил. Вспомнил! Что в Ярославле у него есть дядя! Ы-ы! Родной! Двадцать лет не виделись!

— Дядя у меня есть! — вскричал он. — Ы-ы! Родной! Двадцать лет не виделись! Родной дядя! Едри его мать!

К дяде поехали уже к ночи.

— Вы такой-то?..

— Я… такой-то…

— Одевайтесь!

И дядя вспомнил то героическое время, когда по ночам выясняли, кто ты такой.

Родного дядю привезли вместе с сандалиями. Когда он вошел в помещение, к нему из угла, растопырив цепкие руки, метнулось странное существо.

— Дядя! Родной! — верещало оно противно, дышало гнилым пищеводом и наждачило щеку.

— Какой я тебе дядя?!. Преступник!.. — освобождался дядя, шлепая существо по рукам.

Дядю успокоили, и под настольной лампой он признал племянника и прослезился.

— Служба у нас такая, — извинились перед ним, — вы знаете, черт его знает, а вдруг…

— Да! Да!.. — повторял радостный дядя. — Черт его знает! — и пожимал руки КГБ, племяннику и самому себе. Радующегося непрерывно, его увезли домой.

— А вы, товарищ Зверев, если хотите, можете прямо сейчас идти на вокзал. Здесь недалеко. А мы позвоним.

На вокзал он попал в четыре утра. Серо, сыро, и окошко закрыто. Миша постучал, тетка открыла.

— Я — Зверев! — сунул он свою рожу. — Мне билет нужен. Вам звонили.

— Давайте деньги.

— Какие деньги? Я же без денег! Ты что, кукла, — он заскреб щетиной по прилавку, — совсем, что ли, людей не понимаешь?

«Кукла» закрыла форточку. Нервы, расшатанные вагоном, КГБ и дядей, не выдержали.

— Я — Зверев! — замолотил он в окошко. — Я от КГБ! Вам звонили! Я от КГБ! От! Ка! Ге! Бе! — скандировал он. Тетка взялась за телефон:

— Здесь хулиганят!

Миша молотил и молотил:

— Я — Зверев! Открой! Эй!

За его спиной уже минут пять стоял милиционер. Он дождался, когда Миша устал, и вежливо постучал его по плечу. Миша обернулся.

— Вы Зверев?

— Да-а… — Миша до того растерялся оттого, что его хоть кто-то сразу признал, что расплакался и дал себя связать. В машине он припадал к милицейскому плечу и, слюнявя его, твердил, что он — Зверев, что он — в баню, что он — в КГБ…

— Знаем, знаем, — говорили ему мудрые милиционеры.