Лицей послушных жен - Ирэн Роздобудько Страница 8

Телефон выскользнул из рук. Хотела что-то сказать, но почувствовала, что уровень моего заикания перешел к самой первой стадии. Девочка закрыла косами рот, ее глаза излучали смех.

Я замахала руками, пятясь, как рак. Чуть не упала с лестницы. Потом развернулась и помчалась вниз, опираясь на стену и размазывая по ней надпись: «Ника съела…»

На первом этаже столкнулась с теткой в синем линялом халате, которая несла полный тазик белья.

Машинально кивнула ей.

В голове мелькнула фраза: «Здравствуйте, тетя Нина!», – от чего мое сердце встрепенулось и покатило волну нового приступа боли к проклятому желудку. Какая еще «тетя Нина»? С первого этажа? До сих пор жива? Ей что – сто лет?

Я бежала по двору, как подстреленный заяц. Завернула за угол. Добежала до дерева. Скамейки под ним не было.

Господи, я же больна! Меня везут в «скорой», и я брежу.

«Ну ничего, ничего, – успокаивала я себя, – когда-то здоровьем нужно заняться всерьез. Давно обещала Миросю. Наверное, его уже вызвали с работы и он сидит рядом с моим телом в машине, держа его, это бездыханное тело, за руку. Но почему такие твердые носилки? Твердые и вертикальные?»

Я пришла в себя. Увидела, что стою под тем же деревом и опираюсь на ствол.

И никуда меня не везут.

И никто не держит меня за руку.

И я все еще нахожусь в спальном районе: стою под деревом, тяжело хватаю ртом воздух, а передо мной – тот же урбанистический марсианский пейзаж: дома, залитые горячим желтком солнца. Вызвать такси невозможно, где мой телефон – неизвестно. Наверное, потеряла, когда бежала по лестнице. Возвращаться в подъезд со спичками и странными надписями – страшно. Вряд ли решусь…

Я оттолкнулась от ствола, придав себе «инерционного движения», и, шатаясь, побрела к остановке, поймала машину.

В такси бредила наяву. Хорошо, что дорога была длинной.

«Ника съела блин горелый…»

Я посмотрела на свою ладонь – она была вымазана мелом.

Женский голос… «Верочка, кому ты открываешь?..»

«Ой, простите…» – мужской…

Синие семейные трусы, смуглый оголенный торс, родинка на плече…

«Здравствуйте, тетя Нина…»

Наверное, вам, дорогая тетя, лет девяносто, а как хорошо выглядите!..

А как Нахал Нахалыч? Так же пьет и лежит под своим старым «Запорожцем»?..

Детская улыбка, оплетенная волосатыми «змеями» каштанового цвета… Ноги в зеленке. Над коленом – длиннющая ссадина с засохшей корочкой, которую так интересно обдирать. Потому и не заживает…

– Восемьдесят гривень!

Такси стояло у моего дома. Я отсчитала деньги, чувствуя страшную усталость. Как во сне, выбралась из машины, кое-как доползла до двери. Нажать кнопку лифта смогла только с третьей попытки – палец дрожал и не попадал туда, куда надо.

С замком пришлось повозиться минуты три, пока дверь не распахнул муж.

– Что с тобой? – сразу спросил он.

Вероятно, вид у меня был ужасный.

Я произнесла примерно следующее: «Я-я-я-я-а-а-а…», хватая воздух, как рыба.

Мирось знал, что делать в таких случаях: взял мое лицо в ладони, прижал к себе:

– Все, все, все. Успокойся. Все, все…

Он проговорил это раз десять, пока мое дыхание не выравнялось. Я замерла в его объятиях. В кухне уютно звякнула посуда – у нас кто-то был. Наверное, Томочка. Пахло пирожками, мятным чаем. Все, все, все…

– Что случилось? – спросил Мирось, заметив, что я успокоилась.

– Я… – Я набрала в грудь как можно больше воздуха, чтобы сказать все на одном дыхании, и… передумала говорить, только покачала головой: – Все в порядке. Это из-за жары. Мне надо полежать.

И пошла в спальню.

Мирось помог дойти, уложил меня в кровать.

– Поспи, – сказал он. – Это от жары и от переутомления. Нельзя так много работать. Ты в отпуске.

Я кивнула и опустила веки: свет резал глаза.

– У нас Томочка, – добавил Мирось, прикрывая дверь. – Принесла пирожки. Отдохнешь – выходи пить чай.

Я кивнула и зарылась лицом в подушку.

…Томочка. У них, как всегда, гостила Томочка со своими фирменными пирожками.

«Буду думать о Томочке», – решила Ника, ведь другие мысли, вызванные сегодняшним посещением спального района, были слишком тревожны. И, откровенно говоря, связаны с чем-то очень неприятным, – например, с началом психического расстройства.

Поэтому сейчас ей лучше отвлечься на что-то другое – думать о погоде, о домашних животных, о ливнях в Австралии, о Томочке. О ее пирожках и вкусном фиточае, травы на который она собирала сама.

Честно говоря, ей давно было начихать на Томочку, на ее почти ежедневные визиты, на бесцеремонное вмешательство в их жизнь, а главное – на состояние здоровья и пространные разговоры «о вечном». Она просто ее жалела.

Но думать о ней – если уж пришлась к слову – лучше, чем погружаться в анализ сегодняшнего происшествия. Ведь объяснения ему не было и не будет. В этом Вероника была уверена. Просто надо отключиться, «посчитать слонов» – и все пройдет, забудется, исчезнет. Сны имеют способность развеиваться…

Итак, она лежала, прислушивалась к еле слышному шелесту голосов, доносящемуся из кухни, и – думала о Томочке.

Раз Томочка, два Томочка, три…

Не много ли Томочки в их жизни?..

…Томочка была старой боевой подругой ее мужа, они вместе учились в университете, потом работали в одной редакции, – конечно, не по специальности, ведь оба закончили философский факультет.

Было время, когда Ника ненавидела Томочку, а та в свою очередь так же относилась к ней.

Но это было давно, лет десять назад, когда она пришла в ту же редакцию, где Мирослав работал завотделом.

Тогда Томочка и Мирось составляли то, что называется «пара». Ника на первых порах даже была уверена, что они – супруги. Но на перекурах сотрудники быстро ввели ее в курс дела.

А дело заключалось в том, что между этой парой с незапамятных времен длился тяжелый затяжной роман, который, как известно, редко приводит к каким-то определенным последствиям.

Людям, как это ни странно, всегда известно больше, чем им положено знать, а в сплетнях и слухах иногда содержится больше практической мудрости и разумных выводов, чем могут сделать двое, запутавшиеся в своих отношениях.

Итак, Ника узнала, что Томочка давно, чуть ли не с детства, упадает за Мирославом, что в свое время оба были в браке. Но Томочка прожила с мужем не больше года и развелась именно потому, что не смогла ужиться ни с кем другим, кроме своего Миросика. И решила дождаться, пока он почувствует то же самое. Но брак Мирослава продержался намного дольше, чем рассчитывала Томочка.