Таверна трех обезьян - Хуан Бас Страница 8

После завершения гражданской войны в Испании Томас Урибе сумел бежать во Францию. Когда республиканцы потерпели полное поражение, он пересек границу у Портбу. И очутился в концентрационном лагере под охраной сенегальских солдат, которые обращались с ним как с уголовником, а не так, как следовало бы относиться к ветерану проигранной войны против мирового фашизма.

Из Франции Томас перебрался в Пуэрто Рико, а затем – в Соединенные Штаты. Он был одним из тех мечтателей, кто верил, будто вслед за разгромом Гитлера янки освободят Испанию, и поэтому добровольно вступил в американскую армию, где дослужился до звания сержанта военно-морского флота.

В июле 1943 его дивизия получила приказ выступать, взяв курс на Европу: предполагалось осуществить высадку десанта на континент с берегов Англии. Три роты, шестьсот человек – и среди них сержант Урибе – отплыли на торговом судне, приспособленном для транспортировки войск. Их сопровождал, скрашивая долгий путь, небольшой отряд санитарок.

Их транспортный корабль входил в состав внушительного конвоя, охранявшегося двумя эскадренными миноносцами и крейсером. Но несмотря на военный эскорт, «Святой Патрик» – так назывался корабль – получил повреждения от двух торпед, выпущенных немецкой подводной лодкой темной ночью в новолуние и шторм. Из-за взрыва котла на борту вспыхнул сильный пожар. Томас рассказывал, что ему удалось, хотя он довольно смутно представлял, как именно, сесть в одну из спасательных шлюпок, которую его товарищи по несчастью спустили на воду.

Ему велели грести, и он, обмирая от страха, усердно налегал на весла, стремясь отойти как можно дальше от места катастрофы, чтобы их не утащило на дно водоворотом вместе с быстро тонущим «Святым Патриком», Стремительно удаляясь от геенны огненной, Томас видел охваченных пламенем людей, прыгавших с кормы гибнущего корабля в воду, а в стороне – два других судна, полыхавших в ночи, как факелы.

Всего шестерым посчастливилось спастись в шлюпке, и потребовалось немало времени, чтобы осознать эту скорбную истину; правда, крики о помощи и чьи-то головы, изредка мелькавшие средь высоких волн, свидетельствовали, что совсем рядом были еще живые люди. Трое даже сумели из последних сил доплыть до шлюпки, но раньше, чем их успевали втащить, они внезапно исчезали, будто утянутые в глубину неведомой могучей силой.

Тотчас явилось и ужасное решение загадки: менее, чем в метре от левого борта, скользнул хорошо всем знакомый треугольный акулий плавник.

Больше им никого не удалось спасти; остаток ночи моряки провели в борьбе со стихией, отчаянно работая веслами, чтобы бурные воды Атлантики не опрокинули суденышко.

На рассвете океан успокоился; Томас, измотанный до изнеможения, провалился в глубокий сон.

На этом месте в повествовании наступила короткая пауза. Мой друг прервал свой рассказ, пристально разглядывая Сантурсе – эти кварталы, часть порта Бильбао, являлись совершенно новыми для изгнанника; они вырастали один за другим, с каждым разом все больше выдаваясь за пределы старого города – с нашей стороны залива он просматривался почти полностью. На правом берегу устья реки Нервион располагался район, где селились богатые: крупная бискайская буржуазия и промышленные олигархи. Здесь за сорок лет изменились только их роскошные шале.

Потерпевшие кораблекрушение застряли посередине Атлантики; Томасу Урибе и во сне не снилось, что он умрет именно так. Бывалый воин, он свыкся с мыслью, что его в любой момент могут убить – срезать пулеметной очередью, расстрелять у первого попавшегося забора или разнести на куски из миномета. Такую смерть он был готов принять. Это не пустые слова. В сражении у реки Эбро взрывом гранаты ему оторвало половину уха, и он получил тяжелое ранение в голову. Но погибнуть, сидя в лодке, дрейфующей в открытом океане! Никогда! Хотя, поразмыслив, он пришел к выводу, что их очень скоро спасут; наверняка миноносцы бороздят волны вдоль и поперек, разыскивая оставшихся в живых.

На самом-то деле обстоятельства складывались не в пользу терпящих бедствие: из-за течения и гонки на выживание, длившейся всю ночь, они очутились очень далеко от места катастрофы, и на горизонте не виднелось ни малейших признаков кораблей из военного конвоя. Но теперь, днем, на море был штиль, и на безоблачном синем небе сияло солнце. Их найдут без промедления…

Но раньше всех их нашли акулы, приплывшие с первыми лучами солнца и караулившие до наступления темноты, в сумерках они исчезли; так повторялось изо дня в день с математической точностью.

Полдюжины здоровенных плавников водили хоровод вокруг лодки. Они постепенно приближались, мало-помалу сужая круги. Порой хищники выныривали совсем рядом, словно нарочно толкая тупым рылом деревянный корпус шлюпки или поддавая весло, как будто затем, чтобы еще раз продемонстрировать ужасный оскал. Шесть громадных акул; казалось, они сговорились не превышать заданное число, чтобы по справедливости разделить добычу – по одной жертве на нос.

Товарищи Урибе по несчастью, все пятеро, были американцами: старший сержант Джо Бутс, техасец из Сан-Антонио – грубое толстокожее животное; рядовой Джек Либейнон, фермер из Оклахомы; матрос Гарри Кловиц из Окленда, штат Калифорния; помощник кока Мэрион Прайс, негр из Теннесси; и медсестра Элис Рампино, прелестнейшая девушка из семьи итальянских переселенцев, обосновавшейся в Нью-Йорке.

Бутс и рядовой Либейнон служили в морской пехоте, оба были из третьей роты, над солдатами которой старший сержант измывался, как отъявленная скотина. Бутс, не теряя времени даром, позаботился донести до всех мысль, что по званию командовать на борту спасательной шлюпки полагается ему.

В ящике с аварийным комплектом лежало только самое необходимое, ничего лишнего: скудная аптечка, пятилитровая фляга с питьевой водой, коробка галет, две консервные банки с тушенкой, две банки фасоли, кольт сорок пятого калибра (Бутс тотчас заткнул его за пояс), к которому прилагались шестнадцать запасных патронов, а также покерная колода карт: тот, кто собирал комплект, должно быть, обладал изрядным ЧУВСТВОМ юмора. Близился вечер, и за целый день в поле зрения не появилось ничего, похожего на корабль. Поэтому все сочли благоразумным экономить еду и питье, разделив их на очень маленькие порции. Акулы скрылись, когда село солнце.

Мы снова ненадолго прервали прогулку. Погода стояла ясная, но довольно студеная. Мы с Томасом завернули в один кабачок, чтобы согреться, выпив по чашке бульона и пропустив по стаканчику. В кабачке работало радио, и мы смогли послушать двенадцатичасовые новости. В ежедневной медицинской сводке сообщалось, что состояние каудильо, хотя и тяжелое, но по-прежнему стабильное. Что им стоило сказать прямо: диктатор при смерти, и искра жизни в нем теплится только благодаря аппаратам.

Мы с Томасом украдкой чокнулись: без слов было понятно, за что.

Компаса ни у кого не оказалось. Каждый божий день они гребли по много часов, на восток, к берегам Европы, ориентируясь по солнцу и уповая на то, что в этом направлении пролегали основные морские пути. Не имело значения, кто их подберет, немцы или союзнический корабль; главное, чтобы их хоть кто-нибудь нашел. После катастрофы прошло три дня, и все шестеро распростились с надеждой на помощь собственного военного конвоя.