Жизнь мага. Алистер Кроули - Мартин Бут Страница 8

Несмотря на то что, как пишет Кроули, «мрачность, царившая в доме моего дядюшки, атмосфера резкого неодобрения всей вселенной в целом, а также полное отсутствие в доме живого духа соединились, чтобы заставить меня испытывать отвращение к семье моей матери», это отвращение было ничем по сравнению с той ненавистью, которую он испытывал к самой матери. После смерти Эдварда Кроули её религиозный фанатизм возрос. Укутанная в чёрные складки викторианского вдовства, исполненная жалости к себе, она принялась критиковать мир за его порочность. Она заявляла, например, что Бог недоволен построенным Брюнелем пароходом «Грейт истерн» подобно тому, как он был разгневан строительством Вавилонской башни, и что именно это было причиной всех тех неприятностей, которые произошли с судном. Она как «плимутская сестра» не могла позволить себе войти в церковь, даже ради того, чтобы присутствовать на отпевании тётушки Ады: она осталась стоять на улице, под проливным дождём, однако согласилась быть на погребении.

В моменты, когда она не критиковала устройство общества, она направляла свой, нередко ядовитый, язык на собственного сына. Что бы ни делал Кроули, всё было не так. Он бунтовал против её религиозных принципов, и чем старше он становился, тем больше он их презирал. И всё же Кроули испытывал к ней некоторую симпатию: «.. её мощные природные инстинкты, — писал он, — были подавлены религией до такой степени, что после смерти мужа она стала безумной фанатичкой самого ограниченного, непоследовательного и безжалостного типа… В известном смысле моя мать была безумной, в том смысле, в каком являются безумцами люди, чей мозг разделён на герметичные отсеки и которые с одинаковой страстью поддерживают несовместимые идеи, храня их отдельно друг от друга, поскольку, встретившись, эти идеи могут уничтожить друг друга». Другими словами, он рассматривал её как человека, чья душа загнана и ослеплена собственной верой, хотя однажды всё-таки признал, что она была «лучшей из возможных матерей, только до невероятности испорченной религиозной мономанией, которая, возможно, началась с того, что можно назвать „истерией на почве вдовства"».

Во время одного из припадков негодования по поводу поведения Кроули она подала ему мысль, которой суждено было стать центральной мыслью всей его жизни. Неизвестно, как именно это получилось, но в какой-то момент она начала называть его «зверем». Возможно, сначала это было просто слово, вырвавшееся из уст матери в момент гнева, но его смысл усложнился после смерти отца Кроули, особенно в то время, когда мать и сын жили внутри или вблизи семьи, для которой любое рядовое действие и высказывание могло иметь религиозный смысл. Мальчик с диковатыми манерами превращался в Зверя из тринадцатой главы Откровения, в которой святой Иоанн Богослов видит «выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадем, а на головах его имена богохульные… Ктоимеетум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть». Постепенно его мать начала убеждать себя, что Кроули «действительно был Антихристом из Апокалипсиса… её бедный, заблудший, грешный сын, который ещё может покаяться и спастись благодаря Святой Крови, пролитой Христом». Кроули, проникшись этой мыслью, решил, что он и вправду является Зверем, и занял эту позицию с полной ответственностью. Став взрослым, он даже утверждал, что его мать, безумная фанатичка, была вдохновлена свыше, когда назвала его так, тем самым определив его жизненный путь.

С этой новой «личностью» было сопряжено упрямство, свойственное Кроули. Он не упускал возможности покритиковать, высмеять, принизить христианство и, особенно, Плимутское братство, обвиняя его в том, что оно способствовало смерти его отца, полагаясь на молитвы и шарлатанство больше, чем на искусство королевского хирурга. Он нападал на Братство, критикуя его за лицемерие, непоследовательность и противоречивость его убеждений и принципов, за фанатизм и самодовольство. «Если у неверующего человека, — писал Кроули, — могут быть моральные ориентиры и ограничения, то у "плимутского брата" их нет вообще. Он всегда готов оправдать самое подлое преступление, процитировав подходящий библейский текст и воззвав ко Христу, чтобы покрыть любую низость, которая только может доставить удовольствие его самовлюблённой и порочной натуре». Их принципы, как он утверждал, были глупы. При этом Кроули приводит пример, как его отец отказывался покупать акции железнодорожных компаний, потому что поезда не упоминаются в Библ ии. Обычай отыскивать библейскую цитату для получения подтверждения любому своему действию Кроули считал позволением искажать Библию, чтобы оправдать всё что угодно. Священное Писание превращалось в Священное Оправдание, Божественное Разрешение, которое в конечном счёте означало, что можно делать всё что угодно и каждый раз выходить сухим из воды.

Его бунт против Братства требовал экстремальных, а в некоторых случаях ироничных методов. Зная, насколько члены Братства верили в собственную исключительность, он посещал англиканские и католические церкви — они как-никак считались в Плимутском братстве логовами беззакония. Но он не обнаружил там никакого порока. Все они, как он решил, «были просмолены одной кистью; они были холодными, бессердечными, мрачными, глупыми, скучными и бессмысленными. Чрезмерная эмоциональность одних и пристрастие к духовным таинствам других казались мне одинаково фальшивыми». Англиканская церковь оказалась даже более лицемерной, чем Плимутское братство, поскольку являлась, по его мнению, «просто механизмом для того, чтобы удерживать нижние классы общества на должном месте».

Встав на путь противостояния Богу, которого он считал своим врагом, Кроули решил грешить. Поскольку его научили, что грех против Духа Святого не подлежит прощению, он предпочёл нечто большее, чем просто гражданский или моральный проступок. Если, рассудил он, он совершит грехи, которые никогда не смогут быть прощены, тогда, даже если, как полагала его мать, его спасение предопределено, оно не состоится, и это стало его честолюбивой целью. Раз он был Зверем, решил он, то лучший грех против Духа Святого, который он может совершить, — это поклонение дьяволу. Поэтому он стал сатанистом, тайно молясь сатане, чтобы тот защитил его от его набожной матери, дядюшки Тома, Чемпни и всех остальных, кто доставлял ему огорчения.

Однако молодой сатанист всё же не был таким порочным, как сам утверждал. Ведь до девятнадцатилетнего возраста Кроули писал стихотворения в форме гимнов. Больше похоже на то, что он начал разрабатывать свою собственную теологию. Разумеется, он считал, что противостоит лицемерию и фальши, а не религии как таковой. Свою (не вполне ясную) позицию он резюмировал следующим образом: «У меня не было ненависти к Богу или к Христу, но у меня была ненависть к Богу и к Христу людей, которых я ненавидел». И лишь позднее он стал полагать, что Библия целиком поддерживает лицемерие и фальшь, и его противостояние ей стало более конкретным.

Психологическая жестокость Бишопа и физические издевательства Чемпни обострили садомазохистские наклонности Кроули. В четырнадцатилетнем возрасте, услышав, что у кошки девять жизней, он решил проверить это утверждение. Он поймал кошку, дал ей дозу мышьяка, дал ей понюхать хлороформа, отравил её газом, зарезал её, пробил ей череп, разрезал ей горло, сжёг, утопил и выбросил её из окна. Утверждение было опровергнуто.