Сильнее страха - Марк Леви Страница 8

Торжественную процессию возглавлял катафалк, за ним медленно ехали три лимузина с затемненными стеклами. Саймон, сидевший справа от водителя, смотрел прямо перед собой, на дорогу.

Кортеж медленно вплыл в ворота кладбища, доехал по извилистым дорожкам до подножия холма и остановился.

Служащие похоронного бюро сняли гроб с катафалка и поставили на козлы перед свежевырытой могилой. На крышку легли два венка. На одном была лента с надписью «Моему лучшему другу», на другом, от профсоюза журналистов, — «Нашему дорогому коллеге, пожертвовавшему жизнью во имя профессионального долга».

Неподалеку пристроился с камерой корреспондент местной телесети: он ждал начала погребения, чтобы снять несколько эффектных кадров.

Саймон взял слово первым: сказал, что они с покойным были, как родные братья, что под личиной напористого, порой несносного газетчика скрывался великодушный и даже немного чудаковатый малый. Эндрю не заслужил такой безвременной смерти. Он столько всего не успел! Какая невосполнимая утрата!

Саймон осекся, чтобы унять подкатившее к горлу рыдание, утер глаза и закруглился: сказал, что лучшие всегда уходят первыми.

Второй выступила Оливия Стерн, главный редактор «Нью-Йорк таймс»: с нескрываемым горем она поведала о трагических обстоятельствах гибели Эндрю Стилмена.

Выдающийся журналист-репортер, он отправился в Аргентину, чтобы выследить военного преступника. Вернувшись в Нью-Йорк после завершения своей опасной миссии, Эндрю Стилмен пал жертвой убийцы, занимаясь бегом на берегу Гудзона, — доказательство того, что смерть догонит даже самого резвого бегуна. Гнусное деяние с целью задушить правду! Дочь чудовища, изобличенного Эндрю, отомстила за отца. Подняв руку на Стилмена, она покусилась на саму свободу прессы, и ее поступок вписывается в череду злодеяний, совершенных ее папашей. Но, прежде чем погрузиться в глубокую кому, из которой ему уже не суждено было выйти, Эндрю Стилмен успел назвать санитарам имя убийцы. Великая Америка не оставит безнаказанным убийство одного из лучших ее сыновей. Аргентинским властям уже передано требование об экстрадиции. «Да свершится правосудие!» — провозгласила Оливия Стерн.

Умолкнув, она положила ладони на гроб, воздела глаза к небу — и продолжила торжественным тоном:

— Эндрю Стилмен был человеком твердых убеждений, он посвятил всю жизнь своему ремеслу, нашей профессии — последнему бастиону демократии. Эндрю Стилмен, ты пал на этом бастионе как солдат на поле брани, и мы никогда тебя не забудем. Уже завтра залу «Б» в архиве газеты — тому, что на первом подземном этаже, направо от лифтов (взгляд в сторону заведующего отделом кадров), — будет присвоено его имя. Впредь это будет не просто зал «Б», а «Зал Эндрю Стилмена». Мы тебя никогда не забудем! — отчеканила она.

Несколько коллег Эндрю, пришедшие отдать ему последний долг, зааплодировали. Оливия Стерн запечатлела поцелуй на крышке гроба, оставив на лакированной дубовой доске две полоски красной помады из последней косметической коллекции «Шанель».

Сотрудники похоронного бюро, дождавшись сигнала Саймона, вчетвером приподняли гроб и водрузили его на раму над могилой. Заработала лебедка, и останки Эндрю Стилмена медленно скрылись в глубине могилы.

Люди, посвятившие утро прощанию с Эндрю, по очереди подходили к месту его последнего упокоения. Среди них были Долорес Салазар, архивистка газеты, души не чаявшая в Эндрю: они часто встречались по утрам в субботу в отделении Ассоциации анонимных алкоголиков на Перри-стрит; почтальон Мануэль Фигера, которого Эндрю иногда угощал кофе в кафетерии; заведующий отделом кадров Том Кимилио, два года назад грозивший Эндрю увольнением, если тот не решит раз и навсегда свою проблему с бутылкой; сотрудник юридического отдела Гэри Палмер, часто закрывавший глаза на злоупотребления, которые допускал Эндрю, выполняя свой профессиональный долг; профсоюзный деятель Боб Стоул, не имевший чести водить знакомство с Эндрю, а просто дежуривший в это утро в редакции; наконец, Фредди Олсон, сосед Эндрю по редакционному отсеку, то ли из последних сил сдерживавший слезы, то ли готовый разразиться сатанинским хохотом — можно было подумать, что он явился на похороны под кайфом.

Олсон последним бросил на гроб белую розу, наклонился, чтобы взглянуть, куда она упала, и сам чуть не последовал за ней — к счастью, профсоюзный деятель успел поймать его за рукав.

После этого скорбящие покинули могилу и зашагали к машинам. Последовали орошаемые слезами объятия. Оливия и Долорес всплакнули друг у дружки на груди. Саймон поблагодарил всех пришедших на похороны — и все вернулись к своим занятиям.