Мы, животные - Джастин Торрес Страница 8

— Больше ничего нет, — сказала она, скаля зубы в своей кривой усмешке и разглядывая накрашенные ногти на ногах. — Хорошенького понемножку.

Мы просидели за столом еще сорок пять минут — водили пальцами вокруг пустых тарелок, прижимали большие пальцы к тарелке из-под крекеров и слизывали крошки, введенные в транс монотонным ритмом телефонных звонков, парализованные их равномерностью, пристально слушая, надеясь, что они никогда не прекратятся. Он был где-то там, у какого-то там телефона, может быть, в будке, может быть, сидел на краю чьей-то кровати, пьяный или трезвый, и там было шумно и жарко, а может быть, холодно, и он был один, или с ним там были другие, но каждый звонок переносил его домой, переносил прямо сюда, к нам. Сам тон звонков менялся со временем — от отчаянного к обвиняющему, а потом они зазвучали печально, медленно, а потом превратились в удары сердца, а потом сделались вечностью — были всегда, будут всегда, — а потом это стал пронзительный колокол, вестник тревоги.

Ма встала со стула, одним быстрым движением подняла трубку и положила ее обратно — и сколько-то времени никаких звонков, может быть, целую минуту, достаточно, чтобы наши уши отдохнули и напряженные мышцы расслабились, достаточно, чтобы мы запомнили и сполна осознали то, о чем давно подозревали: тишина — это милость, это максимум счастья, какое нам отпущено. Но потом они зазвучали снова, эти звонки, и продолжались.

— А вдруг у него с сердцем плохо? — спросил Манни.

— С каким сердцем? — спросила Ма.

— Я возьму трубку, — сказал Манни, и, не колеблясь ни секунды, наша мать схватила его тарелку и шваркнула ее на линолеум.

А телефон все звонил.

Ма погнала нас с кухни, Манни пошел наверх и закрылся в нашей комнате, поэтому мы с Джоэлом спустились в подпол, стали там заострять палочки от мороженого, готовясь к войне. Шаги над нами были слышны громко, голоса еле-еле, а телефон не существовал совсем.

В конце концов Папс явился домой, и они загрохотали, топали у нас над головами, гонялись друг за другом, опрокидывали мебель. Их крики и проклятия доносились до нас не как слова, а как смягченные, приглушенные ритмы. Кто-то из них наконец сел в машину и уехал, потом ничего, тишина, если не считать негромкого шороха метлы.

Мы забрались в подполе в самую даль, куда только могли забраться, к стене из шлакоблоков. Обнаружили кучку старья: сумочку из лоскутов искусственной кожи, которая вся растрескалась, сломанную пишущую машинку и наш старый желтый телефон. Джоэл несколько раз крутанул диск.

— Динь-динь, — сказал он.

Я поднес большой палец к уху, мизинец — ко рту.

— Алло.

— Мами, почему ты не берешь трубку, когда я звоню?

— Потому что голос у тебя противный! — ответил я, и мы оба расхохотались.

Я схватил телефон и позвонил ему.

— Да, да, слушаю.

— Женщина, это твой муж с тобой говорит, так что давай веди себя как положено.

— Чего тебе от меня надо?

Я уставился на трубку в руке; я не мог сообразить, что сказать, поэтому Джоэл взял телефон и сам мне позвонил.

— Алло.

— Digame, Мами, — сказал он. — Поговори со мной.

— Мне хреново одной, работаю, смены длинные, черт бы их драл, мне хреново одной, понял?

— Я знаю, Мами, я знаю.

Мы оба положили трубки; мы не особенно смеялись уже и не особенно друг на друга смотрели, только улыбались. Через какое-то время Джоэл мне позвонил.

— Алло.

— Я нашел работу!

— Ты нашел работу?

— Да, малышка, все у нас теперь будет в лучшем виде, все будет просто отлично.

Оба положили трубки, но я сразу же ему перезвонил.

— Прости меня.

— Нет, малышка, нет, — сказал Джоэл. — Это ты меня прости.

Когда Джоэл позвонил еще раз, я сделал завлекательный голос.

— Привет, красавчик, — сказал я.

— Привет, красотулечка, — отозвался он, и мы оба, покраснев, положили трубки.

Я позвонил Джоэлу.

— Алло.

— Что мы будем делать?

— Что мы будем делать? В смысле?

— У нас вечно это будет продолжаться?

— Нет, малышка, у нас не вечно это будет продолжаться.

— Ну, так что мы будем делать?

— Что надо, то и будем делать, я думаю, — сказал Джоэл.

Мне стало не очень понятно, за кого он говорит.

— А что надо?

— Пока точно не знаю.

Он натянул шнур, как тетиву, и пустил воображаемую стрелу.