Там, где трава зеленее - Наталия Терентьева Страница 70

Я ответить не успела. Увидев, что звонила Ольга, я даже порадовалась. Ну как пользоваться ее дружбой, если меня не оставляет ощущение…

Я положила трубку рядом с диваном, на котором мы спали. И не зря. Не успела я заснуть, как телефон заиграл вновь. На дисплее я увидела слова «Sasha mob» и сначала решила не отвечать. Но он позвонил снова, и я подумала, а вдруг он вспомнил, что надо бы деньги Варьке дать — хотя бы на питание…

— Ты не дома?

— Нет, Саша.

— Поздравляю.

— Не с чем, Саша.

— Это меня не интересует, Лена.

Надо было положить трубку. А я продолжала слушать.

— Я знаешь что звоню… Я тут на дачу съездил. Ты что меня опять позоришь?

— В смысле?

— Ты зачем идиотские записки по всему дому понатыкала? Чтобы люди надо мной смеялись?

— Я вообще-то не людям их писала, а тебе.

— Да. И еще. А диски с мультфильмами зачем уволокла? У тебя же нет DVD-плеера.

— А у тебя нет других детей, Саша. Зачем они тебе?

— Нет — будут. А вот у тебя точно ничего уже не будет. Слышишь, Воскобойникова? В твоем возрасте надо было скромно сидеть и ждать, пока я… воздухом свежим надышусь. Еще. Где картина, которая висела в вашей комнате наверху?

— Но мне же ее мама подарила.

— Не тебе, а нам!

— Да, но это наша картина, из нашего дома, это же большая ценность…

Он засмеялся.

— Так. Ладно. Я соскучился по дочери.

— Саша… — Как мне стало тошно от его спокойного голоса. — Не лицемерь. Брошенные дети становятся просто статьей расходов.

— Я сказал: я хочу повидаться с Варей.

— Саша. Ты сделал с Варей то же, что и со мной, — вышвырнул из своей жизни. Просто она этого до конца еще не понимает.

— Шантажируешь ребенком? Хочешь, чтобы я с тобой жил из-за нее?

— Нет, Саша, не хочу. А ты не хочешь Варе денег дать?

— А что, ей нечего есть? Ты вообще не работаешь? Может быть, хватит бездельничать?

Я набрала воздуха и собиралась спокойно ему ответить, что у меня не так все просто, что…

— В общем, так, — сказал Саша Виноградов, который забрал у меня четырнадцать лучших лет жизни и оставил меня босой и раздетой. — Мы тут едем на дачу с моей подругой. По дороге я заеду, погуляю во дворе с Варей, и потом ты получишь деньги на месяц. Для этого тебе придется приехать туда, где ты живешь. Там у тебя люди какие-то непонятные отвечают. Пускаешь черт знает кого. Вы-то сами, кстати, сейчас где?

Есть хорошая хулиганская рифма в ответ на наглый вопрос «Ты где?». Но я туго осваиваю мат, на это уходят годы жизни. В моей семье, в классе мат использовался только эпизодически, как самое страшное, последнее ругательство. Поэтому, когда я впервые прочитала книжку, где не только герои, но и автор изъяснялся матом, мне это показалось похожим на тортик, украшенный разноцветными битыми стеклышками — ярко, чудно и совершенно несъедобно. Но со временем я поняла, что просто не знала целого пласта городской жизни, того самого огромного пласта, где мат — неотъемлемая часть повседневной жизни, секса, юмора, воспитания детей, фольклора.

Моя Варя давно знает, если я закричала: «Твою мать!..» — надо срочно прекращать мотать мне нервы. Слава богу, больше, от меня, она не знает ничего.

— Я сняла комнату, Саша.

— Это твое дело. Все придумываешь, не знаешь, как вывернуться… Я сказал: в воскресенье в одиннадцать я жду Варю у подъезда. Мы ждем.

— Саша, оформи, пожалуйста, алименты в бухгалтерии.

— Ты — дрянь, Воскобойникова. Но я — оформлю. И твоя Варя будет получать восемьсот рублей в месяц. Ты этого хочешь?

Я нажала отбой, больше я не могла терпеть. Наверно, надо было закричать: «Пустышка! Блядун! Подонок!» Или это же сказать без крика. А я просто нажала отбой. Поэтому он перезвонил и очень спокойно произнес:

— Лена, а ты не боишься, что я девочку у тебя заберу, у идиотки?

— Саша, что ты говоришь? Зачем она тебе?

— Я ее буду воспитывать. Она будет учиться в хорошей школе, будет там ночевать, ее будут укладывать спать и будить утром спокойные, доброжелательные воспитательницы.

— Ты… ты хочешь отдать ее в интернат? — Я задохнулась.

— В пансион, — мягко уточнил Саша. — Дорогой, прекрасный пансион, где не будет тебя, истерички. В воскресенье я буду ходить с ней в детский театр, в ресторан, на каток. А тебя к ней не пустят — совсем. Ты этого хочешь? И стоить это мне будет дешевле, чем твоя некупленная норковая шуба. И ты ничего, ничего не сможешь поделать.

— Чего ты хочешь? — с трудом сказала я.

— Я хочу, чтобы ты давала мне Варю тогда, когда я захочу. На сколько мне будет нужно — на час, на день, на три… И тебя не касается, с кем я при этом буду. Ясно?! — Он вдруг заорал не своим голосом.

Я положила трубку и представила себе, как судья Морозова — та самая, ведь именно она будет судить, по месту жительства, — улыбаясь, скажет: «Именем Российской Федерации… лишить материнства…» За что? А за две тысячи долларов, которые она получит в конверте, — а то и без… Судья Морозова никого и ничего не боится, в отличие от меня…

Я заставила себя сходить в ванную, умыться ледяной водой. Потом легла и стала вспоминать, как мы радовались с Варькой прошлой осенью, когда в мой день рождения, на следующий день после приезда из Турции, сажали на даче луковицы тюльпанов, нарциссов, крокусов и анемонов.

Я так хорошо себе представляла, как ранней весной, чуть только сойдет снег, из-под земли появятся сначала белые анемоны, потом белые и винно-малиновые крокусы. Следом за ними наперегонки полезут мохнатые нарциссы — я купила очень необычный сорт нарциссов, с густыми махровыми лепестками, похожие на пионы. И затем начнут выпускать стрелки тюльпаны. А уж тюльпанов я накупила штук сто, не меньше…

Через месяц-два Саша, отчаянный флорофоб, будет с отвращением смотреть, как лезут из земли ненавистные лютики-цветочки, портящие зеленую гладь газона… Зачем сажала? Сортовые луковицы по пятьдесят рублей штучка… Жили бы с Варькой на эти деньги месяц — горя не знали. На такси бы катались, Варька пила бы свежеотжатые соки.

Интересно, почему ни вчера, ни позавчера не звонил никто, а сегодня все сразу? Я уже не удивилась, когда телефон заиграл снова. Только испугалась, что это опять Виноградов. Но это оказался Женька. Он тоже, оказывается, напоролся на Гарика.

— Ленуся, я скучаю. О тебе. О Вареньке. Почему вы не приходите покушать?

— Придем, Женя. Спасибо, обязательно.

— Завтра сможете?

— М-м-м… Ну, наверно. Постараемся.

— Пожалуйста. А в следующее воскресенье у меня будет хороший спектакль. Ты не смотрела его — «Виндзорские проказницы» Шекспира. Очень смешной. Я играю, — он сам засмеялся, — главную проказницу. Можно с Варькой прийти. Потом пойдем поужинаем. Варька чучела посмотрит. Я тебя за ручку подержу…