Женский приговор - Мария Воронова Страница 7

Кажется, сегодня он уж не придет, вздохнула Ирина и аккуратно собрала ложкой комочки кофе, которые ей так и не удалось разбить. Попадая на язык, они создавали во рту ужасную горечь. Конечно, субстанция в жестяной цилиндрической банке с надписью «кофе натуральный растворимый» была не такой уж растворимой и, надо думать, не совсем натуральной. На вкус похоже, что порошок этот гонят из прокисших окурков, но делать нечего. Бразильский или индийский растворимый кофе идет только в заказах, да и эту бурду не вдруг найдешь. Чаще в продаже есть кофе в зернах, но это же с ума сойдешь, пока его прожаришь, пока смелешь, неизвестно, кстати, на чем… С другой стороны, кофемолку STRAUME с трудом, но достать можно, а стоит она всего двенадцать рублей. Две банки кофе.

Похоже, для разведенной женщины с ребенком она слишком много денег тратит на свои прихоти. Нужно экономить, ставить во главу угла потребности сына, и только потом, если останется немножко свободных денег, сделать себе маленькую поблажку. А не так, как она: заканчивается кофе – она идет и покупает новую банку (если повезет, конечно). Вино покупает постоянно, не дорогое, но и не самое дешевое. Если все суммировать, то рублей до тридцати в месяц уходит на то, без чего вполне можно обойтись.

Следует пойти в сберкассу, открыть вклад на имя сына и каждый месяц класть туда тридцать рублей, если уж они такие лишние, что она их пропивает. В год будет триста шестьдесят рублей, за десять лет три тысячи шестьсот, плюс проценты какие-то набегут. А за двадцать вообще ого-го!

Она проверила, выдернут ли кипятильник из розетки, и засобиралась домой.

По пути зашла в гастроном. То ли из-за близости органов правосудия, то ли из-за других причин, но тут дело обстояло чуть лучше, чем в других магазинах. Продавщицы всегда чуть почище и чуть любезнее, шапочки накрахмалены чуть потуже, и даже если ничего нет, в витрине-холодильнике радует глаз крепостная стена, аккуратно выложенная из пачек пельменей. Стены на две трети облицованы серым мрамором, с потолка свисают хрустальные люстры, в стекляшках которых свет преломляется и бликует разноцветными искорками, в общем, красота. Даже настроение поднимается немножко. В конце концов, одну и ту же краюху хлеба можно съесть на газете, а можно – на фарфоровой тарелке. Ирина отстояла очередь в молочный отдел, попросила двести граммов масла и полкило сметаны, для которой предусмотрительно брала с собой банку из-под венгерского компота с завинчивающейся крышкой. Творог сегодня был тоже неплохой, Ирина взяла немного. Получив клочок бумаги с записанной на нем карандашом суммой, она переместилась к прилавку с гастрономией и, стоя в очереди, стала разглядывать мясной отдел, расположенный в торце длинного магазинного зала. Народу возле него почти не наблюдалось, и своим острым зрением Ирина рассмотрела, что куски мяса на подносах – дурные и заветренные. Если и было сегодня что-то приличное, то граждане давно все расхватали. Зато за спиной у мясника вдоль стены любовно возведены две пирамиды из каких-то консервов. Ирина задумалась: кто воздвигает все эти сооружения и зачем? Создать иллюзию изобилия? И еще одна загадка – почему в продуктовых магазинах продавщицы аккуратные, ухоженные женщины в форменных платьицах и колпачках, во всех отделах, кроме мясного? Там почему-то правят бал непромытые мужики в докторских халатах на голое тело и в засаленных джинсах. Мясники – высшая каста, небожители, которые могут таскать американские штаны, как настоящие американцы, то есть в качестве рабочей одежды, а не в особо торжественных случаях. Ну да, улыбнулась Ирина, они виртуозы своего дела, в любом куске кость всегда внутри. И сухожилия тоже не бросаются в глаза, так что по дороге домой хозяйке кажется, что она сможет сварганить что-то приличное, не налегая всем телом на ручку мясорубки. Везде видимость, иллюзия…

За философскими размышлениями она не заметила, как подошла очередь. Взглянув на прилавок, Ирина едва не подскочила от радости: в продаже была ветчина! Она поскорее взвесила довольно приличный кусочек и пошла в кассу «пробивать» свои покупки.

Классная штука – универсамы, там только одну очередь надо отстоять – на выходе к кассе. Жаль только, что они почти все в новостройках.

А бывший муж-пижон универсамы не любит, потому что, видите ли, название образовано из слов, относящихся к разным языкам, а это дурной тон. Вспомнив бывшего мужа, Ирина поморщилась, и угрызения совести за собственное расточительство ее покинули. Жизнь так безрадостна, так нехороша, что в ней должны оставаться хоть какие-то, пусть самые примитивные удовольствия. Хотя бы бокал вина на ночь и кофе. Как будто бывший муж чем-то жертвует ради сына! Перечисляет алименты, и до свидания. Дальше живите сами.

Нужно было идти в гражданское право и бороться за изменения в семейном законодательстве, потому что в нынешнем виде оно крайне несправедливо и просто оскорбительно по отношению к женщине. Мужчина развелся – и свободен. Оставил ребенка бывшей жене и живет как хочет. Отслюнявил жалкие двадцать пять процентов на алименты, а остальное тратит на что вздумается. Красота! Хочешь пей, хочешь – новых детишек заводи, а хочешь – все деньги на хобби просаживай. Рыбалка там, охота или марки собирать, у каждого свои интересы.

У женщин совсем иначе. До развода помощь от мужа, может, невеликая, но была, а после – прекращается. Из сада он уже ребенка не приведет и за картошкой не сходит. И это никак не компенсируется ни ребенку, ни женщине. Алименты в переводе с латыни значит «питание», так эти жалкие двадцать пять процентов даже питание не покрывают, а ребенку много еще чего нужно. Не хлебом, как говорится, единым… Удобная одежда, книжки, игрушки, все это необходимо. Своя мебель, за которой приятно заниматься, а не устраиваться за маминым письменным столом, рискуя свалиться с пирамиды книг, которую тебе подложили между стулом и пятой точкой. Приходится рисовать и одновременно балансировать, ноги-то до пола не достают. Ирина была убеждена: чтобы ребенок рос любознательным и трудолюбивым, нужно дать ему максимальный комфорт, не заставляя тратить энергию на преодоление ненужных и бессмысленных препятствий. Ее страшно раздражали матери, которые давали своим детям, например, лыжи не по размеру и не по росту, с креплениями в виде матерчатых колец, куда надо совать ноги прямо в валенках, и искренне удивлялись, почему дети никак не могут овладеть правильной техникой. А потом привычка без конца преодолевать то, что можно легко устранить, въедается в голову, и дети берут ее с собой во взрослую жизнь, не только в личную, но и в профессиональную.

В общем, денег на ребенка требуется много, но отца это уже не волнует. Все расходы ложатся на плечи матери, для разведенных и одиночек даже придумали специальное унизительное словосочетание: «тянет ребенка». Чем же такие детки заслужили, чтобы их тянули, а не растили в радости?

Поэтому в интересах детей надо пересмотреть Семейный кодекс. Хочешь разводиться? На здоровье! Оставляешь жене с ребенком все совместно нажитое, и свободен. Только будешь платить не двадцать пять процентов, а шестьдесят. Что? Хочешь завести новых детей? Прости, но у тебя уже есть ребенок, ты не можешь его отшвырнуть, как неудачный черновик. Сначала поставь его на ноги, а потом уже плоди следующую партию безотцовщины.