Чай со слониками - Вячеслав Харченко Страница 7

– А Олег-то твой чего?

– Муж мой на папе женился, опять поехал с ним на рыбалку.

– А новорожденного на кого оставишь?

– Стасик тихий, да и сиделка есть, филиппинка, ни слова по-русски, но умная как собака. Встречаемся у «Билингвы» в 20.00. Меня пропустят по флаеру, а с тебя триста рублей.

«Вот так всегда», – подумал я и положил трубку.

«Билингва» – самое страшное место на земле. В какой день и во сколько бы вы туда ни пришли, обязательно встретите одного-двух знакомых, которые у вас поинтересуются, как идут дела.

«Тримикс» пели странно – музыка великолепная, вокал блестящий, но стихи им писали графоманы со «стихов. ру». Когда к нам подошла солистка Мариша, мне даже было стыдно что-либо ей сказать, потому что все было бы неправдой. Пришлось хвалить голос и бас-гитариста. Бас-гитарист ходил во фраке. Обычно это грязные, волосатые, бородатые люди под кайфом. Наш гитарист был во фраке, и это много о чем говорило.

В молодости я читал Ремарка, недописанный роман «Тени в раю», кажется. Там герои все время предаются любви, ходят голые и едят венгерский гуляш. Всю свою сознательную жизнь хотел узнать, что это такое, а если повезет, то и попробовать. В «Билингве» увидел в меню венгерский гуляш и сразу заказал. Оказалось, Рая так говядину тушила с перцем, только в ресторане три четверти мяса вынули и долили кипяченой воды.

Леля пила шампанское «Асти». Олег приучил Лелю к шампанскому. Весь вечер она разглядывала меня сквозь бокал, молчала, строила глазки, а где-то в полдвенадцатого потащила к выходу.

Мы уселись в БМВ, и она неожиданно наклонилась ко мне, прямо к уху, и прошептала:

– Ты чем пахнешь, Игорек?

Потом Леля пересела на заднее сиденье и стала расстегивать пуговицы на своей кофточке. Я знал Лелю семь лет, водил по притонам и клубам, и у нас ничего не было, а тут вышла замуж и нате.

Вечером я позвонил Рае и спросил:

– Какой запах был в бордовом пробнике?

– «Сантал-бланк». Унисекс.

* * *

Света свесилась с моего балкона второго этажа. Ее рыжие волосы болтаются по ветру и напоминают «алые паруса». Ассоль, точно Ассоль. Содержимое ее желудка планирует на «огород», который долго и бережно обустраивала дворничиха тетя Люда. У нее есть Чебурашка из прогнивших тазов, зеленый крокодил Гена из просроченного бетона, деревянный ослик Иа, выкрашенный, как зебра, в монохромном диапазоне. Я все жду, когда Света закончит, чтобы утащить ее на кухню и напоить чаем. После бутылки виски «Белая лошадь» Света тяжела, и мне приходится прикладывать все усилия, чтобы перетащить ее неподатливое тело. На кухне хозяйка галереи «Танин» не успокаивается и достает из холодильника мое пиво:

– Вот мы с тобой, Игорек, семь лет знакомы, а ты до сих пор меня не трахнул.

– Ну, нужна же какая-то причина… запах, стихотворение, музыка.

– Как все у вас, журналистов, сложно.

Захожу в спальню, включаю Бетховена, раздеваюсь, выхожу на кухню абсолютно голый. Света подставляет пустую бутылку пива вместо моего отростка. В горлышко бутылки проталкивает дымящийся окурок, потом берет бутылку и сплевывает в нее, чтобы затушить.

– Урод ты все-таки, Игорек! Посмотри, что вокруг. Люди в ленточках ходят, страна цветет, все изменяется, на душе праздник, новый мир, новые идеи, свет в конце тоннеля, яркий, режущий глаза свет, а ты бутылку нацепил и к пьяной дуре лезешь. Вот ты вроде журналист, ты о чем пишешь?

– О чем скажут.

– О чем скажут? Ха, – языком еле ворочает.

Идет в спальню, где вырубается, я ночую в гостиной. Наутро рассказывает о Панкрашине. Он теперь рисует иконы. Ему заказ дал сам патриарх.

* * *

Жора Поспелов невоцерковленный человек, но отмечает все религиозные праздники независимо от конфессии. В его «Живом журнале» вы можете найти записи: «Со светлым католическим Рождеством», «Да здравствует Пасха Господня», «Радужного Пейсаха», «Ид мубарак Курбан-байрам».

Если бы мне предложили выбрать между католичеством и православием, я бы выбрал католичество. Или даже протестантство. В католичестве меня привлекают скамеечки, на которых можно сидеть во время службы, а в протестантстве то, что служба проходит на родном языке.

Нинель уехала в Дрезден показать мужу сына, Светлана нашла гения, которого выхаживает и водит по мэтрам. Осталось ехать в Коктебель с Поспеловым. Только тронулись с Киевского вокзала – на бетонных заборах «Православие или смерть», «Русские идут», «Жрите богатых».

От чтения нас отвлекли попутчики, которые выставили на стол две бутылки водки. Мы с Поспеловым тяжело вздохнули, потому что хотели доехать до Крыма трезвыми. Вот, понимаете, никогда не удается доехать до Коктебеля в нормальном виде. Всегда встретятся какие-то людишки, которые опоят тебя, да еще назовут это хорошей компанией.

Попутчицу зовут Инга. Вроде ничего, по виду учительница начальных классов. Так и оказалось, сейчас, правда, на рынке книги продает. Ее муж Сергей Леонидович по виду уголовник, но оказался слесарем, каким-то очень ценным, с оборонного завода.

– Вы не волнуйтесь, мальчики, – говорит Инга, – я его перед дорогой раскодировала, чтобы мог отдохнуть.

Сергей Леонидович наливает по полной, а после двух бутылок достает еще две. Возле Орла отключился, все остальные тоже прилегли, но неожиданно Инга встает, забирает билеты и деньги у Сергея Леонидовича и выходит на перрон:

– Ты мне весь отпуск испортил, я с таким алкоголиком ехать в Крым не могу! Прощай, сука!

И уходит. Но после отправления возвращается с нарядом:

– Снимите их с поезда, они пьянствуют и жить мне не дают.

В Курске снимают всех.

– Ну на хера, ну на хера, Инга?! – кричит Жора, аж шапочку свою вязаную на землю бросил.

– Извините, мальчики, вас не хотела.

Решаем дальше в Коктебель не ехать. Возвращаемся в Москву.

* * *

Опять с Лелей в шумной компании. Олег куда-то уехал или инспектирует торговый центр на Дубровке. На Леле защитного цвета бриджи и открытая, с вырезом до груди, желтая футболка. Я не могу спокойно смотреть на Лелю, поэтому отошел на один пролет вниз от курящей компании, хотя и сам дымлю.

Вдруг сверху слышатся крики и женский визг:

– Смотрите, собака!

– Какая маленькая!

– Это тойтерьер!

Человек десять склонилось над никчемной мелкой собачкой, которая от страха ко всем ластится. Леля берет ее на руки и прижимает к щеке:

– Собака, собака, собачечка…

– Надо найти ее хозяина! – воинственно и решительно говорит Леля и холодно осматривает своих друзей, которые начинают тушить окурки и заходить в квартиру.

– Леля, брось щенка. Он сам найдется, хозяева его сами найдут.