Идеал - Сесилия Ахерн Страница 7

– Дахи, свяжись с моей семьей! Скажи им, что деда увезли в замок. И что со мной все в порядке.

– Они уже знают, что он в замке, но говорить о тебе по телефону слишком рискованно, Селестина. Трибунал может прослушивать линию.

Нельзя сказать, чтобы служители Трибунала так уж изощрялись в шпионаже, но если мы с Джунипер в детстве придумали, как подслушивать телефонные разговоры соседей с помощью детского монитора, а журналисты умеют устанавливать жучки на телефоны, то и Трибунал справится.

– Найди способ. И придумай, как дедушке тоже передать, что я спаслась.

– Селестина …

– Нет, Дахи, послушай! – Я заговорила погромче, и сама услышала, как дрожит мой голос. – Нельзя допустить, чтобы дедушка сидел в камере, или куда они его засунули, и думал, что сжег внучку заживо. – Голос изменяет мне. – Ты должен как-то ему сообщить.

Дахи наконец понял, что со мной, и смягчился:

– Конечно. Я найду способ и дам ему знать.

Я отпустила его руку.

– Он выдержит, Селестина, ты же знаешь, он крепкий, – добавил Дахи. – Они и сами поспешат от него избавиться, не то он заговорит их до смерти со своими теориями заговора.

Я слабо улыбнулась над его шуткой и кивнула, благодаря. Постаралась подавить подступающие слезы, не перебирать страшные картины, которые мой разум с готовностью подсовывал мне: вот дед идет по мощеному двору Хайленд-касла и все на него смотрят и выкрикивают ругательства, словно он грязь у них под ногами, плюют в него, бросают гнилыми помидорами, а он вопреки всему пытается высоко держать голову. Дед в камере. Дед отвечает Кревану перед Трибуналом. Дед в камере Клеймения. Дед проходит через все, через что пришлось пройти мне. Когда это с тобой, еще можно терпеть, но, когда страдают те, кого ты любишь, как это выдержать?

То, что сделал со мной Креван, – это исключение, во всяком случае, так я думала: он заклеймил меня, потеряв голову, утратив контроль над собой. Я уговариваю себя, что с дедом он не обойдется так, как обошелся со мной.

Мы подошли к джипу, который Леннокс и Кэррик припарковали возле дома. Поговорить с Кэрриком, как и что с нами было, времени не хватило: мужчины спешили укрыться в безопасном месте. Комендантский час уже наступил, нам, Заклейменным, не полагалось оставаться на улице. Да еще трое из нас – нарушители, ушедшие из-под контроля Трибунала.

Мне велели быстро захватить из дома вещи, те немногие одежки, что дедушка решился взять у мамы, когда недавно ездил к ней – самый длинный день в моей жизни, он уехал, а я пряталась на ферме. Вещей мало, все влезло в небольшой рюкзак, и едва ли мне нужно больше, хотя невольно я вспоминала свой прежний гардероб, оставшийся дома, где каждая одежка так много для меня значила, каждая была частью меня, способом самовыражения. Теперь я всего этого лишилась, и для самовыражения, чтобы показать, кто я на самом деле, остались только мои слова и поступки.

Мы попрощались с Дахи, он пожелал нам удачи, а я еще раз настойчиво попросила как можно скорее сообщить обо мне дедушке и мне о дедушке – тоже.

Кэррик распахнул передо мной дверцу автомобиля. Мы встретились взглядами, сердце так и подскочило.

– Надо этим заняться, – сказал он, присматриваясь к ссадине на лбу от той ветки, на которую я налетела за несколько минут до того. Тогда я не почувствовала боли, все заглушал адреналин, но теперь стало пощипывать на ветру. Кэррик изучал мой пораненный лоб, я пока могла присмотреться к его лицу. Никогда еще мы не стояли так близко друг к другу и чтобы при этом я была в сознании – то нас разделяло стекло, то я в супермаркете отключилась. Мне кажется, будто я очень хорошо его знаю, а ведь мы совершенно чужие люди.

Так и не придя толком в себя, я полезла в джип и врезалась башкой в раму двери.

– Все о’кей, – пробормотала я (хорошо в темной машине не видно, как я краснею).

Кэррик сидел за рулем, я сзади, мы часто встречались взглядами в зеркале. Леннокс сидел возле Кэррика, такой же, как он, крупный, накачанный – оба похожи на бойцов.

– Куда мы едем? – спросила я наконец.

Мы снова встретились глазами в зеркале, и снова это странное чувство.

– Домой.

12

«Домой» мы ехали проселочными дорогами, подальше от городов и шоссе. Но и там все столбы и рекламные щиты были обклеены предвыборной рекламой. Вот Эниа Слипвелл, лидер партии Жизни, – она была у меня на суде. Тогда я не знала этого, но она пыталась меня поддержать. Я даже не знала, кто она такая, пока журналистка Пиа Ванг не стала расспрашивать меня о ней. Эниа Слипвелл недавно возглавила партию Жизни, и один из основных пунктов в ее повестке – права Заклейменных. Тема для политика рискованная: Трибунал действует заодно с правительством. И все же, хотя она занимается такой непростой темой, ее популярность с каждым днем растет.

На плакате под портретом Эниа – короткая стрижка, уверенная улыбка – лозунг: «ЛОГИКА И СОСТРАДАНИЕ». Эти слова я произнесла на суде, объясняя, что подвигло меня помочь старику в автобусе. Зачем я это сделала? Они все время спрашивали меня об этом, растерянные, недоумевающие. Поверить не могли, это же немыслимо – чтобы кто-то вздумал помогать Заклейменному, человеку второго сорта.

Я помогла ему, потому что этого требовали сострадание и логика. Мне стало его жаль, и помочь казалось разумным. Эти слова сами собой пришли ко мне во время суда, я не придумывала специально. Единственное, что я обдумывала заранее, – ложь, которую сочинил для меня Креван. И так странно было теперь видеть эти слова крупными, дерзкими буквами на всех плакатах, словно их похитили у меня и они теперь служат чужим целям.

Тысячу вопросов хотелось мне задать Кэррику и Ленноксу, но я понимала, что сейчас не время. В машине ощущалось напряжение, даже между парнями, когда они спорили, куда свернуть. Стражей повсюду стало больше. Судья Креван отчаянно спешит поймать меня: нельзя же допустить, чтобы самый Заклейменный человек за всю историю Трибунала просто так исчез. Креван обыскивает уже и частные дома, и общественные места, он рассчитывает, что никто не станет меня прятать, если это будет рассматриваться как помощь Заклейменному (и соседей побоятся). Более того, Креван распорядился даже задерживать автобусы для Заклейменных – это специальные автобусы, которые развозят Заклейменных по домам в конце дня, из-за таких задержек люди не успевают вернуться до комендантского часа, и за это их тоже наказывают. В такую игру Креван играет со мной: буду мучить невиновных, пока ты сама не выйдешь из укрытия.

В городе начались волнения. Трибунал заявил, будто это случайные вспышки недовольства среди Заклейменных, но дед считал, что Трибунал достал уже не только Заклейменных. Он утверждал, что обычным людям тоже не нравятся эти правила, душащие Заклейменных, и люди заговорили. Теперь я вижу, что в дедушкиных рассуждениях, казавшихся мне вздором, очень даже был смысл. Какие бы резоны ни предъявлял Трибунал общественности, я-то знаю, что единственная причина, по которой Креван закручивает гайки, – ему нужно во что бы то ни стало поймать меня.