Меня зовут Лю Юэцзинь - Чжэньюнь Лю Страница 7

Янь Гэ был генеральным директором «Восточно-азиатской корпорации развития недвижимости». Родился он в деревне под Лилином, что в провинции Хунань. И до тридцати лет, и после, когда все его приятели уже располнели и с трудом проходили в двери, Янь Гэ неизменно оставался поджарым. До тридцати двух лет Янь Гэ жил в нищете; родители его были простыми крестьянами, а Янь Гэ поступил в университет и переехал в Пекин. Все нормальные люди питались три раза в день, а студент Янь Гэ ел лишь два раза, да и то неполноценно: в обед покупал какие-нибудь тушеные овощи, но съедал только половину, а на ужин довольствовался одним лишь рисом и остатками обеда. Окончив университет, Янь Гэ десять лет не мог выбиться в люди и сменил за это время семнадцать компаний. В тот год, когда ему исполнилось тридцать два, он встретил своего благодетеля. Когда у человека в жизни сплошная черная полоса, кажется, конца и края ей не будет, но белая полоса всегда начинается внезапно. Рассказывая историю своего обогащения, Янь Гэ часто вспоминал Гао Цю ^[7], жившего при династии Сун. Но кое-чем он, разумеется, от него отличался. С тех пор как в жизни Янь Гэ появился благодетель, прошло уже больше десяти лет. И если раньше Янь Гэ был бедняком без гроша в кармане, то теперь он превратился в миллиардера. При этом в университете он не изучал ни инвестиций, ни строительства, ни экономики, ни даже финансов. Он изучал этику. Но сделать ее своим хлебом у Янь Гэ не получилось, и тогда вместо преподавания он занялся строительством домов. Детские наблюдения в ту пору, когда он жил в деревне, помогли Янь Гэ стать представителем высшего общества. Теперь на рекламных щитах Четвертого кольца красовались постеры, с которых он взирал на свою недвижимость и земельные владения. Каких только метаморфоз в мире не происходит! Пока Янь Гэ нищенствовал, то предпочитал молчать о своем прошлом, зато теперь, когда он вспоминал голодные студенческие годы, все вокруг начинали смеяться и называть его юмористом.

Вместе с богатством у Янь Гэ появилось множество проблем. Эти проблемы не касались финансов, а были связаны с его кругом общения. Перешагнув сорокалетний рубеж, Янь Гэ обнаружил два серьезных изменения в жизни Китая. Во-первых, народ чем больше жрал, тем больше жирел, а во-вторых, люди становились все более мелочными. Полных людей принято считать добряками, ан нет: полнота, напротив, располагает к мелочности. Но сама по себе мелочность еще полбеды, а вот если к ней добавить упрямство, то человек превращается в тирана и самодура. В компании таких вот тиранов и самодуров и оказался Янь Гэ. Но одно дело, когда речь идет просто о друзьях и знакомых, а вот когда начинает жиреть, наглеть и самодурствовать твоя собственная жена – это уже слишком. Жену Янь Гэ звали Цюй Ли. До тридцати лет она была стройной и интеллигентной, а потом ее разнесло, и она превратилась в склочную спорщицу. Будучи супругой генерального директора, состояние которого оценивалось в миллиард с лишним юаней, она из-за прически могла перессориться со всеми салонами красоты в округе. Говоря о жене, Янь Гэ вздыхал: «Почему китайцы не понимают юмора?» Раньше он считал, что юмор – это манера общения, а потом понял, что это все-таки черта характера. Человек с чувством юмора и человек без него – два совершенно разных существа. Однако удивительно, что люди, лишенные чувства юмора, способны создавать смешные вещи. Достаточно выйти за порог, и вы увидите, как эти «юмористы» преобразили наш мир: обычные бани теперь называются «СПА-комплексами», рестораны – «деликатесными центрами», цирюльни – «салонами красоты», даже шлюх из ночных клубов сначала называли «барышнями», а теперь стали величать «принцессами». Прогуливаясь по улицам, Янь Гэ чувствовал, что относится к меньшинству. Но что делать: жизнь заставит – и шутить научишься. Когда его представляли кому-либо, то называли генеральным директором «Восточно-азиатской корпорации развития недвижимости». В ответ Янь Гэ отмахивался: «Чего выдумали, я обычный строитель». Когда хвалили его подтянутую фигуру и здоровый образ жизни, он отвечал: «Да я рад бы потолстеть, только не с чего». Когда говорили, что у него крупный бизнес и что в Пекине он выстроил чуть ли не половину всех домов, он качал головой: «Потаскали бы вы кирпичей с раствором да вкусили все прелести такой жизни, тогда бы так не шутили».

Янь Гэ считали юмористом. Но сам он шутить постепенно перестал. Жизнь без юмора не то чтобы стала хуже, просто раньше Янь Гэ страдал именно из-за своих шуточек. Все его жирные мелочные приближенные, как в жизни, так и на работе, готовы были перегрызть друг другу глотки. Известно, что вода закипает при ста градусах, а замерзает при нуле, но у приближенных Янь Гэ температура закипания и замерзания была одной и той же – пятьдесят градусов. Поэтому любую шутку они всегда могли переиначить и извратить в своих интересах. Одна и та же фраза, сказанная в другое время, в другом месте и с другим настроением, тут же обретала совершенно иное звучание и загоняла Янь Гэ в тупик. Словесные игры куда страшнее, чем просто ссора с друзьями, и напрягали гораздо больше, чем нищета и невезение. Янь Гэ сокрушался: «Раз не дают мне шутить, значит, придется этого не делать». После сорока Янь Гэ вдруг понял, как сильно он изменился: если до сорока ему нравилось шутить, то, перешагнув этот рубеж, он стал настолько серьезным, что старался вообще не допускать шуток. Постепенно у него к ним возникла даже какая-то неприязнь. Если с ним начинали шутить подчиненные, он хмурился и просил: «Нельзя ли посерьезнее?» Если шутили друзья, то он, никак не реагируя на их шутки, продолжал солидно вести разговор дальше. Другими словами, после сорока Янь Гэ стал практически таким же, как все, разве что не наел жирка. Да, ему не нравилось общаться со своим окружением, но его статус требовал этого общения. Рано или поздно это приводит к взрыву: когда общение, словно разговор с вечно жалующейся на свои болячки женой или набившая оскомину житуха, становится все больше похожим на заржавевший мотор, который давно уже пора смазать. Но где же взять эту смазку?