Между нами горы - Чарльз Мартин Страница 7

– Вы все еще дарите ей цветы?

– Каждую неделю.

Она отвернулась, опустила голову, приподняла одну бровь, скривила губы – все это делают женщины, когда не верят ни единому вашему слову.

– Вы каждую неделю преподносите жене цветы?

– Ага.

– Молодец! – вмешался Гровер.

В ней проснулся журналист.

– А какие цветы любит ваша жена?

– Орхидеи в горшочках. Только они не всегда цветут, поэтому если я не могу найти орхидею, то иду в лавку недалеко от больницы и выбираю то, что цветет.

– Серьезно?

– Вполне.

– Что она делает со всеми этими орхидеями? – Она покачала головой. – Только не говорите, что вы их потом выбрасываете.

– Я построил ей теплицу.

Ее бровь снова поползла на лоб.

– Теплицу?

– Ага.

– Сколько же у вас набралось орхидей?

Я пожал плечами.

– В последний раз я насчитал 257.

– Настоящий романтик! – засмеялся Гровер. – А как вы познакомились со своим женихом, Эшли?

– В зале суда. Я писала статью о бракоразводном процессе одной знаменитой пары. Он был адвокатом одной из сторон. Я взяла у него интервью, и он пригласил меня поужинать.

– Отлично! Что вы планируете на медовый месяц?

– Две недели в Италии. Начнем в Венеции и закончим во Флоренции.

Самолет провалился в воздушную яму.

Настала ее очередь расспросить Гровера.

– Простите за любопытство, мистер… – Она щелкнула пальцами, он махнул рукой.

– Зовите меня просто Гровер.

– Сколько часов вы провели в воздухе за свою жизнь?

Он завалил самолет на правое крыло, потом принял рычаг на себя, взмыв вверх. Меня чуть не стошнило.

– Вы хотите знать, смогу ли я доставить вас в Денвер, чтобы вы не опоздали на свою свадьбу, и притом не врезаться в гору?

– Что-то в этом роде.

Он повращал штурвалом, и самолет покачал крыльями.

– Военную службу учитывать?

Я от страха вцепился в перекладину у себя над головой. Эшли сделала то же самое.

– Не учитывать, – ответила она.

Он выправил самолет и ответил:

– Примерно пятнадцать тысяч.

Она перевела дух.

– А вместе со службой?

– Тогда больше двадцати тысяч.

Я тоже выдохнул и опустил руку. Костяшки пальцев побелели, ладонь горела огнем. Он обратился к нам обоим, и я почувствовал в его голосе ухмылку:

– Ну как, полегчало?

Песик Гровера выбрался из-под сиденья, залез к нему на колени, привстал и уставился через его плечо на нас, шумно сопя и подергиваясь, совсем как белка на стероидах. Туловище у него было, как одна толстая рифленая мышца, лапки коротенькие, дюйма три-четыре – можно было подумать, что их обрубили в коленях. Он явно чувствовал себя здесь хозяином, все его поведение говорило о том, что он считает кабину своей конурой.

– Познакомьтесь, это Тэнк, – обратился к нам Гровер. – Мой второй пилот.

– А у него какой налет часов? – поинтересовался я.

Гровер немного помолчал и ответил:

– Где-то между тремя и четырьмя тысячами.

Второй пилот, утратив к нам интерес, некоторое время смотрел в лобовое стекло, потом спрыгнул с колен своего хозяина и вернулся на свое место под сиденьем.

Я подался вперед и стал рассматривать руки Гровера. Они были грубые, мясистые, с сухой кожей и раздутыми суставами. Тонкое обручальное кольцо сползло к основанию пальца, но преодолеть сустав оно без помощи мыла вряд ли смогло бы.

– Долго нам еще лететь?

Он достал из нагрудного кармана часы и щелчком откинул крышку. Под ней оказалась фотография женщины. Потом он глянул на свои приборы. Датчик GPS показывал примерное время прибытия, но он, кажется, не очень ему доверял. Захлопнув часы, он ответил:

– Учитывая встречный ветер, часа два.

Фотография под крышкой часов была покореженная, но я успел оценить красоту женщины.

– У вас есть дети?

– Пятеро. И тринадцать внуков.

– Вы не теряли времени зря! – со смехом заметила Эшли.

– Было дело… – Он улыбнулся. – Трое мальчишек, две девчонки. Младший, наверное, постарше вас. – Он глянул через плечо. – Сколько вам лет, Бен?

– Тридцать девять.

– А вам, Эшли?

– Разве вы не знаете, что женщину нельзя спрашивать про возраст?

– Технически мне нельзя было сажать на заднее сиденье двоих, но я человек старых правил, условности никогда меня не останавливали, а вам там, как я погляжу, хорошо.

Я похлопал его по плечу.

– Какая разница – один или двое?

– Федеральное авиационное агентство постановило, что у меня на заднем сиденье может находиться только один пассажир.

Эшли с улыбкой подняла палец.

– Значит, я вне закона?

– Надо еще разобраться, что такое закон, – бросил он.

Она посмотрела в иллюминатор.

– Куда мы отправимся после приземления – в терминал или в тюрьму?

– Вообще-то они не в курсе, что вы летите в этом самолете, и не собираются вас арестовывать. Но в случае чего я скажу им, что вы меня похитили и что я хочу подать на вас в суд.

– Теперь мне спокойнее, – сказала Эшли, косясь на меня.

– Этот самолет предназначен для низкого и неспешного перемещения в воздухе, – продолжил он. – Поэтому я лечу по правилам визуального полета.

– Как это понимать? – спросил я.

– А так и понимать, что я не должен подавать плана полета, если намерен лететь по визуальным ориентирам. Что я и делаю. Так что власти на нас покушаться не должны. Итак? – Он откинул голову, глядя на Эшли. – Сколько вам лет?

– Тридцать четыре.

Он посмотрел на свою приборную панель, потом на один из приборов GPS и покачал головой.

– Нас сносит ветром. А все эта буря! Хорошо, что я знаю, куда лететь, иначе мы сбились бы с курса. – Он усмехнулся. – Какие же вы оба молоденькие! Вся жизнь впереди. Много бы я отдал, чтобы вернуться в молодость, но только с теми знаниями, которые теперь у меня есть!

Мы с Эшли притихли. У нее изменилось настроение: теперь она сидела задумчивая, забыв, что ей положено очаровывать мужчин. Мне было не по себе, ведь это из-за меня она попала в трудное положение. Гровер угадал наше состояние.