Белая горячка. Delirium Tremens - Михаил Липскеров Страница 7

А пока богодулы, размягченные чифирем, мечтали.

В ноябре того же 62-го года Мэн купил тому самому Богодулу необходимые для приличного возвращения на Материк вышеупомянутые причиндалы. Которые тот и пропил в следующие три дня. А через неделю, встретив Мэна на Владимирской улице Южно-Сахалинска, не узнал его. Хотя они и оттоптали за семь месяцев весь юг Итурупа. Единственное, что мог сделать Мэн, так это купить ему в магазине бутылку водки и банку консервов «грибово-овощная солянка». Других не было. Тот даже не поблагодарил Мэна и ушел. Он уже шагнул туда…

* * *

Так что Мэн знал, что такое чифирь. И в палате появился его Младший. С продуктами, сигаретами «Прима» и пятихаткой наличными. Мэн поговорил с ним о чем-то незначащем и ждал момента, когда Младший уйдет, чтобы каким-то образом реализовать часть пятихатки на чифирь. И это случилось. Все организовал Витек. И мало чифирька, он организовал еще и сладку-водочку да наливочку, которую Мэн пить не стал, но не отказал в этом обществу, которое лишь отчасти представляло алкоголизм в чистом виде, а так было рядовым психозом, которому выпить – не грех. Тем более что Младшим была принесена классная закуска.

Бородатый Псих наполнил свои пустые глаза и спросил:

– Простите, Мэн, а Мэн Федор Александрович вам никем не приходится?

– Приходится. Отцом.

– Замечательный человек. Я его вчера по радио слушал. О старой эстраде. Помню кусок… – и глаза его опять опустели, но какой-то принципиально другой пустотой. Как кажется пустым вакуум. В котором на самом деле кипит жизнь. И он прочитал со знакомыми Мэну интонациями и характерным кашлем:

– В начале века в России было довольно много замечательных шансонье. Юрий Морфесси, Александр Вертинский, Иза Кремер, Петр Лещенко и многие другие. Не могу объяснить, но, кроме Лещенко, песни были на экзотические темы. «Красотка Лулу», «Лиловый негр вам подает манто…» и прочее. Но русский шансон пользовался бешеной популярностью в исполнении Юрия Морфесси. Сейчас вспомните.

И Бородатый Псих запел одновременно голосом Юрия Морфесси и Мэна-Старшего:

– Эй, ямщик, гони-ка к Яру,

Лошадей, брат, не жалей,

Тройку ты запряг, не пару.

Так гони, брат, поскорей.

А когда приедем к «Яру»,

Отогреемся, друзья.

И под звонкую гитару

Будем пить мы до утра…

А потом, – продолжал Бородатый Псих, – начинался шансонный разгул:

За коней, за пляс, за хор,

За цыганский перебор

Я готов отдать любовь.

Что мне горе —

Жизни море

Надо выпить нам до дна.

Сердце, тише!

Выше, выше

Кубки старого вина!

Эй, ямщик, гони-ка к «Яру».

Психи слушали с огромным вниманием, попивая водочку, чифирь и закусывая сырокопченым окороком. А один из них даже не замечал, что и питье, и закуска вываливались у него из дыры в правой щеке, полученной в результате ему неведомой драки. И взглядам окружающих являлся чудом сохранившийся зуб мудрости.

– Кто бы в том далеком 12-м году мог подумать, – продолжал Бородатый Псих уже кашляющим голосом Мэнова отца, – что через двадцать лет бывший красавец-баритон в белградском кабаке будет надрывно хрипеть:

Ямщик, не гони лошадей,

Мне некуда больше спешить,

Мне некого больше любить,

Ямщик, не гони лошадей…

Печальна была судьба русских шансонье в эмиграции, – грустно продолжил Бородатый Псих – Мэн-старший. – Петр Лещенко был застрелен в бухарестском ресторане. И вместе с кровью выплевывал слова: «Маша чайник наливает, глаза ее, как молнии, сверкают. У самовара я и моя Маша, вприкуску чай пить будем до утра…» – и Бородатый Псих замолчал, и глаза его опустели уже безвозвратно.

Потрясенный Мэн встал на кукольные ноги и, так же кукольно передвигая их, побрел в курилку. Там он уткнулся в непробиваемое стекло и плакал. И не столько потому, что вспомнил Отца, который умер восемнадцать лет назад, в 1977 году, а потому, что Бородатый Псих тоже умер восемнадцать лет назад, но странным образом жив. И нет, и не будет у него никакого дома, о котором он заявляет на каждом врачебном обходе. И навсегда он останется в этой палате. И выхода будет только два: либо туда, где выхода уже нет, либо в Поливановку, больницу, где живут люди-овощи. И оттуда будет уже только первый выход, о котором сказано строчкой выше.

А потом Мэн вернулся в палату, лег рядом с безвыходным Бородатым Психом и стал неосмысленно смотреть в потолок. А потом он заснул. И ему приснился странный сон.