Жизнь и цель собаки - Брюс Кэмерон Страница 7

Похоже, стоило мне разобраться в жизни, как она менялась. Пока мы бегали с Матерью, я научился бояться людей, рыться в помойках, добывая еду. Понял, как успокаивать Шустрика, настраивая на хорошее настроение. А потом пришли люди и привезли нас на Двор, и все изменилось.

Во Дворе я быстро привык жить в стае, научился любить Сеньору, Карлоса и Бобби. Как только мои игры с Коко стали приобретать более сложный характер, нас повезли к милой даме в прохладной комнате, и напряжение, которое меня мучило, совершенно пропало. Я по-прежнему большую часть дня жевал Коко, а она жевала меня, однако меня уже не охватывало прежнее возбуждение.

Эти два мира – снаружи и на Дворе – разделяла калитка, которую открыла Мать. Я так часто вспоминал ночь ее побега, что буквально ощущал вкус металлической ручки. Мать показала мне путь к свободе – если бы я захотел уйти. Но я не такой, как Мать. Мне нравился Двор. Я хотел принадлежать Сеньоре. Меня звали Тоби.

Мать была такой необщительной, что, похоже, никто и не заметил, что ее нет. Сеньора даже не дала ей имени. Шустрик и Сестра время от времени уныло обнюхивали место за шпалами, где Мать пряталась, но больше ничем не показывали беспокойства насчет ее ухода. Жизнь продолжалась, как прежде.

И тут, когда каждый определил свое место в стае – я кормился во взрослой кормушке, Карлос приносил кости, Сеньора раздавала вкусности и поцелуи, – появился новый пес.

Его звали Спайк.

Мы услышали, как хлопнула дверь грузовика Бобби, и дружно залаяли, хотя было так жарко, что те, кто валялся в тени, даже не стали отрывать животы от земли. Калитка открылась, вошел Бобби, ведя на своем шесте крупного мускулистого самца.

Когда к тебе бросается вся стая, это страшно, но новенький не дрогнул. Он был темный и широкий, как Ротти, и высотой с Вожака. Низкий рокот доносился из его груди.

– Спокойно, Спайк. Все в порядке, – сказал Бобби.

Бобби так произнес «Спайк», что я понял – это имя пса. Я решил подождать, пока остальные исследуют его, прежде чем что-нибудь делать.

Вожак, по обыкновению державшийся в сторонке, вышел из прохладной тени у воды и потрусил вперед, чтобы встретить чужака. Бобби снял петлю с шеи Спайка.

– Спокойно, – повторил он.

Напряженность Бобби всколыхнула стаю, и я почувствовал, как поднимается шерсть на спине, хотя и сам не знал, почему. Вожак и Спайк напряженно разглядывали друг друга, не отступая, пока вся стая собиралась в тесный кружок. Морду новенького покрывали шрамы – светло-серые борозды и вздутия на фоне темной шерсти.

Поведение Спайка меня испугало, хотя все кончилось предсказуемо. Спайк позволил Вожаку положить голову себе на спину, но не прогнулся и не опустился к земле. Затем он подошел к забору, тщательно обнюхал его и задрал лапу. Самцы немедленно выстроились за Вожаком, чтобы пописать на то же место.

Над забором появилось лицо Сеньоры, и тревога, охватившая меня, ушла. Некоторые собаки выскочили из кружка и бросились к хозяйке, поставив передние лапы на забор, чтобы ей было легче дотянуться до наших голов.

– Видишь? С ним все будет хорошо, – сказала Сеньора.

– Сеньора, таких собак воспитывают для драки. Он не такой, как остальные, мэм.

– Будь хорошим псом, Спайк! – крикнула Сеньора. Я ревниво посмотрел в сторону новичка. Тот будто не замечал, что звучит его имя.

«Тоби, – должна была она сказать. – Хороший пес, Тоби». А вместо этого она сказала:

– Плохих собак нет, Бобби, есть только плохие люди. Собакам просто нужна любовь.

– Бывает, что у них что-то ломается внутри. И тут уж им никак не поможешь, сеньора.

Сеньора рассеянно опустила руку и почесала за ухом Коко. Я торопливо сунул нос под ее пальцы, но она словно не видела меня.

Потом Коко сидела передо мной и увлеченно грызла резиновую косточку. Я не обращал внимания, расстроенный, что со мной, любимчиком, обошлись так пренебрежительно. Коко перекатилась на спину и начала играть с косточкой лапами, вынимая и роняя ее изо рта. Она держала кость так легко, что я запросто мог ее схватить, и я прыгнул! Коко пустилась прочь, и я вынужден был гнаться за ней по двору, в ярости от того, что игра испорчена.

Я так был увлечен схваткой с Коко – ведь это моя кость! – что пропустил момент, когда все началось.

Обычно драка с Вожаком заканчивалась быстро, и подчиненный пес принимал наказание за попытку нарушить порядок. Но это ужасное сражение, шумное и отвратительно жестокое, продолжалось очень долго.

Два пса упирались друг в друга передними лапами – каждый пытался занять положение сверху. Клыки сверкали на солнце. Я в жизни не слышал такого страшного воя.

Вожак, как обычно, вцепился в загривок противника – так можно контролировать врага, не нанося серьезных повреждений, но Спайк вырывался и щелкал зубами, пока не вцепился в нос Вожака. Этот трюк стоил Спайку кровавой раны под ухом, но теперь он получил преимущество и мог пригнуть голову Вожака к земле.

Стая не вмешивалась: тяжело дыша, она собралась вокруг дерущихся. Распахнулась калитка, из которой с пожарным шлангом появился Бобби. Струя воды ударила в двух псов.

– Эй! Прекратить! – закричал Бобби.

Вожак похромал прочь, уступая власти Бобби, однако Спайк остался на месте, не слушая человека.

– Спайк! – Бобби повернул наконечник шланга. Струя воды ударила в Спайка – брызги крови взметнулись в воздух. Наконец он отступил, мотая мордой, чтобы избавиться от воды, и взглянул на Бобби взглядом убийцы. Бобби отошел назад, выставив брандспойт перед собой.