"Шведский стол" - Ася Лавруша Страница 7

В прошлом году Ксана Андреевна добралась до границы, у которой ее встретила одетая в уютный халат фигура, представившаяся «пенсией». Вообще-то Ксана Андреевна считала, что жизнь поставила ей эти две пятерки по возрасту незаслуженно рано, но оспаривать правила не стала и уступила коллеге-приятельнице кабинет директора районной музыкальной школы, вечно окруженный звуками куда-то карабкающейся фортепианной гаммы, жалобами флегмы-флейты и пчелиным гулом настраивающихся скрипок. Чтобы совсем не заскучать, она оставила за собой уроки музыкальной литературы в начальных классах, проводившиеся один раз в неделю, на которых местные мальчишки, осваивавшие в школе гитару, обязательно хихикали над фамилией Люлли и именем Модест.

Оставив работу, Ксана Андреевна обнаружила, что у нее появилась масса свободного времени, и чтобы чем-то его заполнить, пристрастилась к книжкам по астрологии, нумерологии, хиромантии и мистике. Так что по пятницам и тринадцатым числам, по вечерам, освещенным полной луной и в условиях возмущенной электромагнитной обстановки она чувствовала себя обязанной немножко осатанеть. В этом настроении ей казалось, что жизнь ее – это не крепкое здание, а домик-вечный-недострой – покосившиеся окна, выпрыгивающая из проема дверь, всюду груды кирпичей и острые стопки грязного стекла. Если все установить на законное место и вывезти мусор, получится очень даже симпатичное строеньице, но с прорабами отношения как-то не складываются, да и сил все меньше и меньше… Рядом, кстати, растет роскошный сад, называется «Полина». Но в саду строят что-то совсем новое, современное, и, кажется, собираются возвести забор, оставив лишь маленькую калитку с ябедой-колокольчиком.

Прочитав как-то очередную книжку – на этот раз о том, как на судьбу человека влияет его имя – Ксана Андреевна решила, что во всем виновата буква «О» в ее официальном имени Оксана. Особенно ее разозлило, что эта «О» волочилась за ней повсюду, кочевала из одного ее паспорта в другой, от фамилии к фамилии, сохраняя все нажимы военно-писарского рондо и эту дурацкую вычурную буклю где-то надо лбом буквы, которой «О» цеплялась к настоящему имени – в результате чего жизнь Ксаны Андреевны и теряла ту самую заглавность. А вот фамилиям своим она не придавала никакого значения…

Ей повезло с внешностью – и не потому, что в молодости она считалась красавицей. Существует масса примеров, когда бывшие несомненные примы уже в сорок лет линяют до неузнаваемости. Привлекательность же Ксаны Андреевны оказалась отлично консервируемой. На открытом лице с некрупными правильными чертами неизбежные морщинки были почти незаметны, зубы добрались до пенсии ровным белым строем, так что никакие глубокие тайны никогда не мешали Ксане Андреевне смеяться. В последние годы стриглась она коротко, на манер комсомолок-энтузиасток: ровная густая челка прикрывала лоб, а острые боковые пряди – щеки. Получалось молодо и стильно. Стройность ей удавалось сохранять без особых усилий. В общем, не замученный жизнью свободный мужчина соответствующего возраста обязательно обратил бы на Ксану Андреевну наипристальнейшее внимание, но ведь всем известно, как трудно такого мужчину найти…

Дочь Полину Ксана Андреевна стремилась вырастить – как говорили раньше – всесторонне развитым человеком. Результат воспитания вызывал восхищение – Полина была серьезной бизнес-вумен в костюме обманчивой скромности и дорогих очках. За свои неполные тридцать она успела сделать успешную карьеру юриста-аудитора, работала с финансовыми потоками в фирме макроэкономического масштаба и была замужем за коллегой Стасом, носившим похожие костюмы и очки. И производили бы они экземплярно-глянцевое впечатление людей благополучных, но скучных – если бы не шестилетняя Анечка, которую самые отпетые вожди краснокожих, не задумываясь, выбрали бы своим старейшиной. Шумная внучка запросто могла бы заполнить жизнь Ксаны Андреевны без остатка, но эти «новые» дети нанимали для девочки каких-то специальных нянек и совсем не злоупотребляли бабушкой.

В день рождения, выпавшем на первый пенсионный август, Полина подарила матери тур на недельный отдых в Италии. Ксана Андреевна очень разволновалась. Много лет назад она ездила по профсоюзной путевке в Болгарию и еще один раз в ГДР со школьным оркестром на трехдневный слет детских музыкальных коллективов. Она помнила свои ощущения от пребывания за границей – все там вызывало живейшее любопытство, но постоянная неуверенность в собственных действиях и шаткость собственного шага как-то портили удовольствие. Это было как в детективном кино – с одной стороны, захватывающе и интересно, а с другой – страшновато и в глубине души хочется, чтобы фильм поскорее закончился. А еще ей не нравилось, что по возвращении стены ее родного дома, содержавшегося в любовном порядке, какое-то время казались немного блеклыми. Правда показывать подругам покупки было очень приятно…

Впрочем, это было давно, в другом царстве, в другой жизни, и с тех пор многое изменилось. Полинка с мужем побывали за границей уже много раз. Прошлым летом они даже Анечку брали с собой в Испанию, девочка потом еще пришла на традиционный воскресный обед к бабушке и потребовала себе паэлью…

Первым делом Ксана Андреевна купила англо-русский разговорник и начала усиленно заучивать слова, вытесняя из головы зубрежкой какие-то щекотные противоречия. С одной стороны, замечательно хотя бы раз в жизни пожить в гостинице-люкс! А с другой, что же тут хорошего, если ты ничего никому не можешь сказать. А если и скажешь, тщательно следя за произношением, что-нибудь простенькое, вроде «где у вас тут можно выпить чаю», а тебя все равно не поймут! И в душе твоей после этого сначала виолончелью зазвучит личная обида, а потом виолончельный же смычок извлечет из согнутой долларом музыкальной пилы завывающий звук сочувствия родным кавказцам и чукчам… С пляжем опять же – песок золотой, вода изумрудная – это прекрасно! Но если, кроме тебя, на золотом песке сидят одни бронзовые девицы, совершенно равнодушные к собственной голой груди, а обхаживающие девиц мускулистые парни спотыкаются о тебя, как о корягу, – тогда удовольствие от отдыха у моря существенно урезается!..

И потом, самое главное – а что надевать?

Ксана Андреевна осторожно попыталась поделиться всеми этими сомнениями с Полиной, но та только рукой махнула:

– Мама, я тебя умоляю! Там такие же люди, как и здесь: и молодые, и старые, и толстые, и худые! И до тебя им не будет абсолютно никакого дела! Так что, пожалуйста, не придумывай себе проблем. Ты едешь отдыхать!

Ксана Андреевна немного успокоилась, но в глубине души почувствовала, что больше всего ей все-таки хочется уже вернуться. Сидеть дома молодой, загорелой, красивой. Пить с подружками итальянское вино, которое она привезет с собой, и вручать им маленькие сувениры…

Оставшиеся до отъезда две недели Ксана Андреевна провела в приготовлениях курортного гардероба. У знакомой модистки заказала брючный костюм из легкого узбекского шелка, бирюзовый в зеленоватых разводах, черный в яркий мелкий цветочек крепдешиновый сарафан и платье в экологическом стиле. Платье было белое, полотняное. Как блестели на нем костяные пуговицы! Ей казалось, оно пахнет левкоями далекой Италии, и этот аромат развеивал все ее опасения и возвращал ощущение дерзкой молодости… Да, и шляпки! У приветливой женщины – «Не на рынке, Полинка, а на ярмарке!» – Ксана Андреевна купила три соломенные шляпки: одну оттенка нежной зелени, маленькую кругленькую, с полями руликом, вторую натурального соломенного цвета с большими, прикрывающими плечи полями, и третью – черную, блестящую со средней величины прямыми полями и тульей, перевязанной цветастым цыганским платком. Анечка пришла от шляп в такой восторг, что, для того, чтобы отобрать их у внучки, Ксане Андреевне пришлось срочно бежать в магазин за беременной Барби. Полина просто улыбнулась. Ксана Андреевна уловила в ее улыбке ментоловую дымку иронии, но значения этому не придала…