Похождения проклятых - Александр Трапезников Страница 7

— Кто спорит, — сказал я. — Поясните мне только, какая связь между…

— Между Даниилом Московским и моим посещением того заброшенного скита в Оптиной? Самая непосредственная. Потому что беседа там велась именно о нем. О Хозяине Москвы. И то, что я услышал… Нет. Об этом я пока не могу сказать.

— Да говори уж! — потребовала Маша. — Александр — свой в доску.

— Спасибо, я не только доска, но и кремень, камень, — поблагодарил я. — Так что не стесняйтесь, выкладывайте все, что есть.

Но выложить Алексей больше ничего не успел.

Третий толчок начался с того, что чашки на столе подпрыгнули, а кухонная утварь с полок посыпалась на пол. Тут уж стало ясно, что дело приобретает серьезный оборот. Хотя и все прежнее время было не до шуток.

— Эге! — произнес я, схватив зачем-то кастрюлю с геранью. Возможно, на тот миг она представлялась мне самым ценным в квартире. Впрочем, кто скажет, что для него самое важное перед лицом смерти? Не пора ли нам, господа, делать ноги?

Но Алексей и Маша и так были уже на ногах.

— Бежим! — крикнула моя привыкшая к бегу невеста.

И мы все втроем вылетели в коридор. В дверях мы все-таки пропустили Машу вперед, будто опомнившись. А потом стали по-дурацки деликатничать, соревнуясь в благородстве.

— Прошу! — сказал я, посторонившись.

— Я — за вами, — ответил Алексей.

— Нет уж, только после вас!

— Никогда. Вы — первый!

— А вот дудки. Я вас умоляю.

А стены вокруг уже начали трещать, да и штукатурка посыпалась на головы.

— Олухи! — заорала с нижнего этажа Маша. — Скорее!

Голос ее как-то отрезвил нас. Я, позабыв про свое гостеприимство, довольно грубым пинком вытолкнул Алексея в холл, а через секунду мы уже неслись с ним вниз по лестнице. Но кастрюлю с геранью я все равно нежно прижимал к груди.

И мы успели выскочить на улицу, прежде чем фасад дома обрушился.

Сквозь время — в вечность

…Пятеро сыновей было у благоверного князя Даниила, и каждый воссел в граде своем: Георгий в Переяславле, Борис в Костроме, Александр в Вологде, Иоанн Калита в Москве и Афанасий, самый младший, в Новоторжске. Но вновь вдруг разгорелась распря за Великий престол, дух несправедливости и беззакония витал над Русью. В кровавой брани сошлись Георгий и князь Тверской Михаил. Дважды ездили они в Золотую Орду за ярлыком на княжение. Вначале Великий престол достался Михаилу. А за Георгия хан Узбек выдал замуж свою любимую сестру Кончаку. Возомнился тот и помутился разумом, отпал от христианских заповедей, стал совершать гнусные злодеяния: зарезал Рязанского князя Константина, бывшего у него в плену, наушничал и клеветал Узбеку на Михаила и своих братьев, повел войско татарское с воеводой Кавгадыем на Тверь.

Собрал на совет князь Михаил бояр и священство и спросил:

— Георгий ищет головы моей, терзаясь злобой, нету в нем того благочестия, как в родителе его, но кто из нас более виновен в распре и кто достоин великого княжения?

— Ты, государь, прав перед лицом Божиим, — отвечали ему, — возьми меч праведный и иди на врага. С тобою Бог и верные слуги, готовые умереть за доброго князя.

— Не за меня одного, — сказал он, — но за множество людей невинных, лишаемых крова отеческого, свободы и жизни.

В кровопролитной брани Михаил побил Георгия, обратил его в бегство, освободил много невольников да еще пленил Кавгадыя с Кончакой. Но вскорости отпустил их с богатыми дарами к хану. А по дороге домой любимая сестра Узбека внезапно скончалась. Этим-то и воспользовался коварный и злонамеренный Георгий, обвинил в смерти ее Михаила, стал требовать его на суд в Орду. Вельмож ханских он уже успел подкупить и настроить в свою пользу. И жена и дети умоляли Тверского князя не ездить в татарское логово. Михаил же, исповедуясь перед духовником своим, открыл ему мысль тайную: Я всегда любил Отечество, но не мог прекратить наших злобных междоусобий; буду доволен, если хотя смерть моя успокоит землю Русскую.

В Орде князя Михаила заковали в цепи и наложили на шею его колодку. Волочили по земле, позорили, пока неправедные судьи, в числе коих был и Кавгадый, не вынесли ему смертный приговор. Разрешили лишь причаститься перед казнью. Взяв у игумена Псалтирь, князь раскрыл книгу и прочел: Сердце мое смятеся во мне, и боязнь смерти нападе на мя. Невольно душа его содрогнулась от сих слов. Но игумен сказал ему:

— В том же псалме написано: Возверзи на Господа печаль свою. Кто даст ми криле, яко голубине, и полещу и почию?

А палачи уже подошли к нему, впереди выступали Георгий и Кавгадый. Все отступили от Тверского князя, один он стоял и молился молча. Убийцы повергли его на землю, мучили и били пятами, потом вонзили острый нож в ребра и вырезали сердце. И было это 22 ноября 1319 года. Тело святого страстотерпца-мученика лежало нагое несколько дней, пока нечестивый Георгий не снизошел отправить его в Москву. В обители, устроенной еще великим князем Даниилом Московским, сняли крышку с гроба, и весь народ православный с несказанной радостью увидел целость мощей Михаила, не поврежденных ни дальним путем, ни пятимесячным лежанием в могиле. Так, отечестволюбивый князь вошел в сонм русских святых восслед за благоверным сродственником своим Даниилом.

Вскоре погибли и хан Узбек, и Кавгадый, а жестокого Георгия наказало Провидение Божие. Встретил его сын Михаила Димитрий, прозванный Грозные Очи, и вонзил меч по самую рукоятку ему в грудь. Но и сам был казнен в Орде. Великое же княжение на Руси досталось Иоанну Калите, при котором неотлучно находился любимый брат его Афанасий Новоторжский. Мир и тишина тогда воцарились на земле Русской, татары перестали опустошать города и села и на сорок лет православные избавились от истомы и насилия. Земледельцы могли спокойно трудиться на нивах, купцы — ездить с товарами по городам, бояре — наслаждаться избытком. Москва тогда еще больше возвысилась, сделалась настоящим сердцем России, истинной матерью городов русских…