Любовная лихорадка - Эустакиу Гомиш Страница 7

80

Полковник Деусдедит, чья безупречная репутация могла продаваться на вес золота, был застигнут неподалеку от собора с женщиной, в малопочтенной позе. Падре Менделл спросил полковника, сошел ли тот с ума или просто паясничает. Тот ответил, что это неважно, но что он не умрет, прежде чем не наверстает упущенное за годы католической юности. В задумчивости непризнанный изобретатель побрел к себе, уселся там за письменный стол и принялся разглядывать блестящий тротуар улицы Конститусан.

81

Город превратился в кладбище. Залитые гудроном улицы оживлялись только телегами водовозов да катафалками. Алвин бродил по центру, размышляя о полумиллионе рейсов, оставленных на его счету неизвестным. Здесь чувствовалась рука баронессы. Алвин улыбнулся и ускорил шаг, хотя никуда не торопился. В их любовной связи денежные дела были необходимой частью наслаждения.

82

В окрестностях улицы Формоза слышались крики. Алвин поспешил туда и обнаружил скопление людей вокруг телеги. Рядом дрались мужчина и женщина, нанося друг другу удары головой и руками. Одна только лошадь оставалась безучастной к происходящему. В телеге неподвижно лежал мальчик лет восьми, светловолосый, хорошенький и мертвый. Женщина громко рыдала, пытаясь приблизиться к телеге и одновременно помешать ей уехать. Наконец, женщину оттащили прочь, кучер вспрыгнул на козлы и хлестнул лошадь. Колеса заскрипели по гудрону, и телега последовала дальше.

83

Кто-то пришпилил к двери монархиста Даунта молитву следующего содержания: «Император наш, сущий во дворце! Да будет имя твое упоминаться с уважением, да прольются на нас твои милости, да будет воля твоя и в провинциях, как в парламенте. Государственные ассигнования дай нам днесь, прости наше воровство, как и мы прощаем единоверцам нашим. Ниспошли нам умеренность в чаевых и избавь нас от республиканцев. Аминь».

84

Жозе ду Патросинио: «В Кампинасе всего шестьсот избирателей-республиканцев. Но ведь и спартанцев при Фермопилах было только триста человек!»

85

Именем республики друг друга приветствовали студенты, масоны и позитивисты. Скоро к ним примкнули и плантаторы, недовольные про себя тем, что их обобрали 13 мая. Ну а народ… что народ?

86

Придворный хронист, устроивший свой наблюдательный пункт на улице Увидор, в иронических выражениях описывал короткую прогулку императора под руку с императрицей. От него не укрылись ввалившиеся щеки, свисающая клочьями борода, сплюснутый в висках череп, тусклый, рассеянный взгляд. «Наш государь — старик лет шестидесяти», — так писал хронист.

87

Роясь в старом чемодане, стоявшем в гостиной, Алвин обнаружил, что Анжелика ведет дневник. Место было малоподходящим для хранения такого предмета, и Алвин заподозрил, что его положили туда нарочно. То была тетрадь пепельного цвета, в твердом переплете, с эпиграфом из Бенжамена Констана на первой странице: «Отвергай сколько угодно вещи и живых существ — ты не сможешь отвергнуть себя самого».

88

Что это могло значить? Алвин почувствовал ревность к тому, кто разделял с Анжеликой тонкость переживаний. Просидев несколько часов над записями, он ночью, с остекленевшим взглядом, появился перед Анжеликой и без единого слова накинулся на нее. Потом швырнул тетрадь ей в лицо. Анжелика разрыдалась.

89

«Дорогая сестра!

Наши родственники здесь, во Франции, — очень милые люди, кроме Кавако: он жесткий в обращении, как наждак. Я сняла удобную комнатку над конторой „Креди Лионнэ“, несмотря на протесты дяди Теодорико и Конде: дорогая, я открыла настоящую золотую жилу! Золото здесь, надо сказать, замечательное. Кавако подарил мне луидор в прелестной коробочке из металла, обтянутой золоченой кожей. Мне так хотелось расстаться с этим беднягой, но я все же дошла с ним до рынка у церкви Мадлен. Там какой-то парень с бельгийским акцентом, не обращая внимания на Кавако, всучил мне букет астр. Что за день!

Прощай,

Твоя Билота».

90

Ясно, что речь не шла о временном помутнении рассудка. Последние записи Анжелики были недвусмысленны: Алвину отводилась роль сексуального орудия, не более того. Вот запись от 12 апреля: «Жаль, что он ничего не дает уму, как давал Э. Б. Но зато если говорить об ощущениях, — это что-то необыкновенное. И это уже немало». И чуть подальше: «Вчера он был просто великолепен. Он извергал из себя республиканские убеждения с пеной на губах, словно конь маршала Деодору». Прочитав это, Алвин покраснел. Действительно, было нелепо обращать Анжелику в свою веру, ведь ей это сулило сплошную невыгоду. И он почувствовал себя тем самым конем — глупым, но полезным.

91

Встав на дыбы и обхватив за бока передними ногами лучшую кобылу империи, конь маршала Деодору весело покрыл ее. Это могло продолжаться не одну ночь. Отличный конь, превосходный для такого дела — и для того, чтобы нести на спине статного военачальника. Непревзойден в случке, незаменим в политике.

92

Алвин: Посмотри на своего коника.

Анжелика: Смотрю.

Алвин: Ну и как? Хорош собой?

Анжелика: Могучий.

Алвин: Хм, вот подожди, я сейчас тебе как вставлю.

Анжелика: Постой…. а-а-а!

Алвин: А-а-а! А-а-а!

93

Хотя Барселосу хватало забот с женой Ла Табля, которая вела себя как мартовская кошка, он пристально следил за всеми движениями Алвина. Жанна вновь пробудила в нем чувственность, и воспоминания об Анжелике уже не так ранили его. В остальном Барселос был убежден, что Жанна безумна, а Ла Табль — редкостный болван. Единственными разумными людьми в цирке были два жонглера. Но они оказались закоренелыми гомосексуалистами, что было довольно неприятно.

94

Барселос заплатил пятьдесят рейсов мальчишке, чтобы тот исполнил одно «репортерское поручение». Среди городских журналистов это было обычным делом, сам Барселос раскрыл таким путем два-три значительных политических заговора. Сегодня поручение чуть отличалось — впрочем, мальчишке было все равно. Ему предстояло проникнуть в имение Да Маты и выяснить, что же там происходит на самом деле.

Слуховое окно, как правило, оставалось открытым; Барселос точно знал, что оно ведет в спальню.

95

Алвин: Цок-цок-цок, а-а-а.

Анжелика: Цок-цок-цок, а-а-а.

Цок-цок-цок по комнате. Конь, неодетый, скачет под слуховым окошком и видит голову мальчишки. Поколебавшись мгновение-другое, конь натягивает кальсоны, выбегает на лестницу, но на веранде обнаруживает, что парня и след простыл.

96

В тот же день один из агентов Барселоса сел в поезд, получив задание отыскать Да Мату. Барон остановился в Жундиаи, чтобы навестить родственницу — строго говоря, не совсем родственницу, а молочную сестру. Да Мата спокойно выслушал агента, а затем, сняв шляпу и вытерев пот со лба, продолжил свою поездку. «Всему свое время», — так выразился он.