Когда ты рядом - Светлана Талан Страница 7

— Какого черта им приспичило забирать пацана именно сегодня? — пробурчал он, тараща свои и без того выпуклые глаза и всматриваясь в густую пелену тумана.

— А чего ты, Попандос, хочешь? Они богатые, что надумают, то и делают, — ответил сидящий рядом человек.

— Если они такие всемогущие, то сделали бы так, чтобы туман рассеялся.

— Ха-ха-ха! — громко засмеялся мужчина с лохматой, словно неухоженная болонка, головой, его попутчик. — Ну ты, Попандос, даешь!

От его громкого смеха сзади, в закрепленной ремнями корзинке, зашевелился младенец, несколько раз причмокнул и, убедившись, что пустышка на месте, снова затих.

— Не ори, Парамон, — сделал замечание водитель. — Разбудишь — сам успокаивать будешь.

— О нет, только не это! Я в няньки не нанимался и за детьми ухаживать не умею. Слышь, Петь, — обратился он к другу по имени, — а у тебя дети есть?

— Боже упаси! Не хочу иметь такого добра и даром. А у тебя?

— Может, где-то и есть, но я об этом не знаю, — снова засмеялся Парамон, но уже гораздо тише. — Это как-нибудь потом. Куда мне спешить?

— А не поздно нам будет?

— Дети — дело нехитрое. Но где найти такую, чтобы была хорошей матерью? Ты видел таких?

— Я — нет. Одни шалавы вокруг. Кроме «бабок» ничего их не интересует.

— И чем больше, тем лучше, — поддержал его Парамон.

— Да, брат, вот такой попандос получается, — сказал Петр, и Паша усмехнулся, подумав, что от его друга прозвище Попандос не отцепится никогда. При каждом удобном случае тот вздыхал и заканчивал свои размышления поговоркой «Вот такой попандос получается». А вот к нему, Паше, прилипло как банный лист прозвище Парамон. Конечно, оно было не таким обидным, как у Петьки. Фамилия его была Пономарев, а имя — Павел. Как, кроме Парамоном, его еще можно назвать?

— Ни хрена на дороге не видно, — сказал Попандос. — А хозяйка заладила свое: «Поезжай, привези от мамы малыша. Я уже так по нему соскучилась». Можно подумать, она скучала за ним, когда валялась под солнцем Гаити!

— Или что будет с ним носиться, — добавил Парамон, — опять все свалит на плечи няньки.

— Почему все? Подойдет к ребенку, посюсюкает: «Ах ты моя крошка, мой ангелочек! Я твоя мамочка. Мамочка любит своего мальчика!» — передразнил хозяйку Попандос. — Тьфу! Противно слушать! Так бы ухватил за одну тощую ножку да за другую и разорвал на две половинки, как жабу!

— Ну, не скажи, брат! — взмахом руки остановил его Парамон. — Эта жаба — наша кормушка. Где ты еще столько бабок заработаешь?

— Это ты точно заметил.

— Вспомни, сколько мы имели в месяц, пока не устроились к этой жабе охранниками, а?

— Сколько? В месяц меньше, чем здесь за один день.

— То-то же! И что, плохо нам сейчас?

— Все хорошо, но как стукнет жабе что-то в голову — хоть стой, хоть падай!

— А ее шибздику? То же самое.

— Харэ базарить. Тебе жрать охота?

— Ха-ха-ха! Мне всегда жрать хочется. Что ты предлагаешь? Эта жаба хоть бы бутерброд нам в дорогу дала!

— Кучу подгузников в придачу к маленькому принцу тебе, а не бутерброд!

— В натуре, давай похаваем где-нибудь.

— Сейчас будет какая-то забегаловка. Там перекусим. Только как ее увидеть в таком тумане?

— Я буду смотреть, а ты поезжай потихоньку.

— Куда уж тише!

Вскоре охранники с аппетитом уплетали в придорожном кафе солянку и пили сок. Довольные сытным завтраком, они подошли к БМВ и услышали слабый плач младенца. Попандос открыл заднюю дверцу автомобиля и заглянул в салон. Лежащий в корзинке ребенок заливался громким плачем, его маленькое личико было красным и мокрым от слез.

— Этого нам только не хватало, — сказал Попандос и повернулся к Парамону: — Как ты думаешь, что ему надо?

— Засунь соску на место, — кивнул тот на пустышку. — Говорят, это помогает.

Но младенец упрямо ее выплевывал, плакал все громче и подергивал ручками.

— Может, он голодный? Где его каша? — спросил Попандос и, найдя бутылочку, неумело, но осторожно сунул соску ребенку в рот. — А его не надо поднимать, когда кормишь?

— Ты что, обалдел? — засмеялся Парамон. — Ни разу не видел, как едят дети?

— Не-а, — ответил Попандос, безуспешно пытаясь покормить ребенка. Тот не переставал кричать и выплевывал кашу.

— А ты неплохо смотришься с бутылочкой и младенцем, — пошутил Парамон. — Как настоящий папа. Может, это твой сынок?

— Иди в задницу! — отмахнулся от него Петр. — Лучше думай своей башкой, что нам с ним делать. Я не смогу вести машину в тумане под такие арии.

— Давай поедем. Может, его укачает и он уснет?

— Учти, если он не перестанет орать через пять минут, — я останавливаюсь и делай с ним что хочешь. Мои нервы дольше не выдержат. Надо же, какой малой, а так орет! Обалдеть можно! — сказал Попандос, садясь за руль.

Они отъехали от обочины, и БМВ стал быстро набирать скорость. Мимо них пролетел на бешеной скорости черный «хаммер» и, внаглую их подрезав, скрылся в тумане.

— Вух! — выдохнул Попандос. — Я чуть в штаны не наложил с перепугу! Ты видел этого нахала? Видел? Он чуть не зацепил нашу «бэху». Еще три сантиметра, и он шмякнул бы нас в бочину! Ну, сука! Я тебе покажу, как подрезать!

Возмущенный до предела наглостью водителя «хаммера», раздраженный криками неугомонного младенца, Попандос надавил на педаль газа. Некоторое время он не видел ничего, кроме густой белой пелены впереди, но вскоре прямо перед ним возник задок «хаммера».

— Может, не надо? — спросил Парамон, всем телом вжимаясь в сиденье.

— Надо, браток, надо! — сказал Попандос и, набрав скорость, принялся обгонять черный автомобиль. Он не видел за тонированными стеклами водителя, но успел бросить взгляд на «хаммер» и резко обогнал его.

— Ага! Засрал?! Сразу вспомнил о тормозах! — довольно прокричал Попандос.

«Хаммер» протяжно просигналил и, снова их подрезав, скрылся в тумане.

— Ну и наглая рожа! — заявил покрасневший от волнения Попандос. — Он думает, что его тачка круче и ему все позволено? У нас «бэха» тоже ништяк!

— Не у нас, а у хозяина, — внес уточнение Парамон.

— Какая на хрен разница! — отрезал раздосадованный Попандос. — У нас… У него… Да угомонится он когда-нибудь или нет?

— А ты, значит, пожрал, а теперь подсунул? — скривился Парамон и приоткрыл окно. — Вонища какая!

— Во-первых, закрой окно, пацана простудишь. Во-вторых, если сам испортил воздух, то хоть честно признайся, — заметил Попандос. — Я уже давно услышал, что воняет, как в параше, и молчал. Я, видишь ли, Паша, вел себя как воспитанный человек.