Легкие миры - Татьяна Толстая Страница 7

Скажу вам, милая кума, —

Есть от чего сойти с ума.

Наш сын Никуся дорог нам,

Но возмутительно упрям.

Ему дал Бог быть дипломатом,

А он на нас не то чтоб матом,

Но сильно сердится, крича,

И пропадает у Бонча.

МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ

Кто этот Бонч и чем он славен?

НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

Он в физике Эйнштейну равен,

Умен, красив, как древний грек.

О, Бонч чудесный человек!

Я породниться с ним бы рада,

Да вот беда – тут дочку надо!

АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

Никуся пусть родит девчонку —

Жену бончовскому внучонку.

МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ

Хватили! Через сорок лет!

Не доживем…

ТАТЬЯНА БОРИСОВНА

Боюсь, что нет…

АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

Ну что об этом говорить…

Еще бутылочку открыть?

НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

Давай! А эту охладим.

МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ

Ребята! Хорошо сидим!

АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

За что мы пьем?

ТАТЬЯНА БОРИСОВНА

За молодых!

Дожить им до волос седых,

Добраться до высот в науке,

Объездить мир…

НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

А если внуки?

ТАТЬЯНА БОРИСОВНА

Зачем же дети? В наше время

Иметь детей – большое бремя.

АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

Хлопот с ребенком полон рот:

Когда не спит, то он орет.

МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ

Утащит нужные бумаги,

Чтобы чертить на них зигзаги.

НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

Он на обоях не спеша

Освоит смысл карандаша.

АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

Прости-прощай обои наши!

А вымазанный в манной каше

Проворный липкий кулачок?

НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

Прошу, возьмите балычок.

ТАТЬЯНА БОРИСОВНА

А вот печальная картина:

Болезни – корь и скарлатина.

МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ

А Дантов «Ад», разъятый в клочья?

АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

А детский крик и днем и ночью?

ТАТЬЯНА БОРИСОВНА

А ставить клизму малышу?

НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

Икорки, очень вас прошу!

АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

Потом ученье, тупость, слезы…

НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

Гамаши, снятые в морозы…

МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ

А драки, шишки, синяки?

НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

Лягушки, черви, пауки?

АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

Вот это описанье сочно.

В «Петра» я это вставлю точно.

Но не хватает грабежей

Для сцен стрелецких мятежей.

МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ

Уверен я – придет и это.

Еще нельзя ли винегрета?

НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

А есть ли больше наказанье,

Чем половое созреванье?

Женитьбы, ссоры и измены,

Дележ вещей, квартир обмены,

Разъезд, развод и новый брак.

ВСЕ ВМЕСТЕ:

Нет, дети – это полный мрак!!!

Гаснет свет.

НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

В чем дело?

АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

Погасили свет.

ТАТЬЯНА БОРИСОВНА

Погаснет жизнь, когда потомства нет.

НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

Нет, нет, постойте, я так не хочу!

МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ

Тогда зажгите первую свечу…

Дети выходят один за другим, со свечой в руках.

1-Я СВЕЧА. КАТЯ

Пусть первый огонек, во тьме зажженный,

Горячим пламенем рассеет мрак бездонный,

И, освещая цепь грядущих дней,

Дает начало череде огней.

2-Я СВЕЧА. МИША

Из тьмы родясь, ярка и горяча,

Пусть за двоих горит моя свеча.

3-Я СВЕЧА. НАТАША

Дул черный вихрь, сметая всё и вся,

Но третий свет из мрака занялся.

4-Я СВЕЧА. ТАНЯ

Подходит время моего огня.

Теперь свечу зажгите для меня.

5-Я СВЕЧА. ШУРА

И я вослед из мрака к вам лечу —

Теперь зажгите и мою свечу.

6-Я СВЕЧА. ОЛЯ

Быть может, я смогу вам пригодиться —

Позвольте и моей свече родиться.

7-Я СВЕЧА. ВАНЯ

За братом брат и за сестрой сестра

Зажгли огонь от одного костра.

Свеча седьмая завершает круг.

ВНУКИ (выходят со своими свечами)

Но сколько их зажжет за внуком внук!

Пауза. Свечи горят.

АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

Постойте, постойте: как странно…

Мне видится, будто во сне,

И свадьба, и зал ресторана

В какой-то далекой весне…

НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

И кто-то витает незримо,

Прорвавшись из мрака и тьмы,

Из тучи, из облака дыма…

И кажется мне – это мы…

МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ

И свет озаряет потемки —

Я знаю, что в свадебный час

Далекие наши потомки

Из прошлого вызвали нас.

ТАТЬЯНА БОРИСОВНА

Мы в плоти и памяти вашей —

Горячей, греховной, святой.

ВСЕ ВМЕСТЕ:

Живите, Никита с Наташей,

Цветите, любимые наши,

Поднимем заздравные чаши

За ваш юбилей золотой!

Да, мы с Катькой это всё придумали и разыграли, и – да, Дом писателей сгорел, подожженный питерскими бандитами, делившими имущество и площади. Сожгли начисто – со всей библиотекой, со всеми интерьерами, с голубыми гостиными и белыми залами, с гардеробом и рестораном, с буфетом, где члену Союза писателей, а то и несоюзному завсегдатаю можно было заказать котлету «Творческая» и, набравшись коньячку, так уютно ужраться в хлам, а потом, на заносимой снегом набережной, нетвердой рукой, промахиваясь, ловить ручку двери терпеливого такси: «Шеф!.. До Гражданки!..» – да, ничего этого больше нет, а с другой стороны посмотреть – глаза скосить в сторону – никуда и ничего не пропало, всё тут, и дом, и зал, в котором мы их всех воскресили, и воссоединили, и помянули, и омолодили, и вывернули время наизнанку, чтобы прошлое стало настоящим, а настоящее показалось далеким будущим. На малом огне, на огне памяти ничего не сгорает, не полыхает, не гибнет, не пропадает навсегда.