Гавайи: Миссионеры - Джеймс Миченер Страница 7

Местный священник тоже оказался довольно бестолковым типом и не сразу смог помочь Элифалету. Преподобный Торн, много времени проработавший в труднодоступных первобытных местах Африки, быстро понял, где и почему Эбнер научился плакать. Слабоумный трясущийся старик прохрипел:

– Малыш Эбнер Хейл? Да, я помню тот день, когда он на шёл для себя Господа. Это случилось на лугу его отца, и Эбнер долгое время простоял на одном месте, не в силах идти дальше.

– Как вы считаете, из него смог бы получиться достойный миссионер? – перебил старика Торн, начиная терять терпение.

– Миссионер? – недовольно воскликнул местный священник. – Ас какой стати он должен уезжать из Мальборо? Почему бы ему не вернуться в родные края и не сменить меня? Тут ему самое место. Мальборо тоже нуждается в миссионерах. Атеизм, деизм, унитарии, квакеры. Скоро окажется, что не осталось ни единого последователя Кальвина во всей Новой Англии. Если вам интересно мое мнение, молодой человек – хотя по вашему раскрасневшемуся лицу я вижу, что вам на него на плевать – так вот, мне кажется, что вы вообще не должны бы ли приезжать сюда и соблазнять наших юношей отправиться куда-нибудь на Цейлон, в Бразилию и прочие подобные места. Пусть они остаются здесь и занимаются миссионерской работой, если им этого хочется. Но я так и не ответил на ваш вопрос. Из Эбнера Хейла может получиться замечательный миссионер. Он добрый юноша, хотя в некоторых вещах довольно упрямый. Он любит работать и в то же время обожает природу. Он очень набожный и любит своих родителей. Он слишком хорош для того, чтобы отправляться на Цейлон.

Шагая по пыльной дороге в направлении фермы Хейла, преподобный Торн уже почти отчаялся довести до конца свой сложный план. Ведь ему предстояло сначала убедить Совет в том, что им подходит не кто-нибудь, а именно Эбнер Хейл, и что равных этому молодому человеку просто не найти. А затем он должен был проделать то же самое в разговоре со своей племянницей. Однако все, что до сих пор уже услышал о юноше Торн, лишь подтверждало мнение комиссии. Эбнер Хейл был человеком со сложным характером, упрямым и своенравным, способным причинить неприятности в любом месте, где бы он ни появился. Правда, когда священник, наконец, дошел до фермы, где воспитывался Эбнер, его мнение сразу же изменилось.

От дороги прямо к ферме Хейла с пристроенным к дому амбаром вела тенистая аллея, усаженная кленами, что было типично для Новой Англии. Само здание тоже соответствовало окружению: дом не помнил краски, наверное, за всю свою историю лет в сто пятьдесят, и теперь выделялся коричневато-серым пятном в лучах весеннего солнца. А дневное светило, вместо того чтобы расцветить двор, где могли бы быть разбиты клумбы, и зеленеть трава, лишь подчеркивало скромность жилища Хейлов. Этот дом сразу вызвал в воспоминаниях преподобного Торна родительское гнездо, типичное обиталище истинных христиан. Именно в таких домах и вырастали по-настоящему набожные люди. Он начал понимать Эбнера лишь теперь, взглянув на это безыскусное мрачноватое строение.

Завершал общее впечатление Гидеон Хейл, открытый, немного грубый и угловатый мужчина. Сплетя ноги так, что обе лодыжки словно замкнулись одна на другой, он сразу же расположил к себе гостя, заявив следующее:

– Если все же Эбнер отправится на Оухайхи, не подумай те, что это будет для вас истинным благословением, преподобный Торн. Он не совсем обычный парень, и с ним не так-то просто справляться. Поначалу он был простым мальчиком, но все изменилось после того, как он обрел веру. С того самого дня он уверовал, что именно он, а не я, например, имеет право толковать волю Божью. Если бы вы видели его оценки в школе Мальборо, то бы удивились, как низко оценивали учителя его знания. Но теперь вы сами убедились в том, как он преуспевает в Йельском колледже. Он ко многому неравнодушен, преподобный Торн, но если дело касается вопроса праведности, здесь мой мальчик всегда остается твердым, как скала. Впрочем, как и все мои остальные дети. Он настоящий борец за справедливость.

За ужином преподобный Торн смог сам лицезреть, из какого гранита были сделаны Хейлы. Девять чудесных ребятишек, чистеньких и умытых, одетых в простое платье из домотканого полотна, чинно расселись по своим местам за столом, идеальным по чистоте и весьма скромным по количеству и разнообразию пищи.

– А теперь помолимся, – объявил сухопарый отец семейства, обладавший соколиным взглядом, и при этих словах все дружно опустили головы. Один за другим дети по очереди прочитали весьма уместные строки из Библии, под конец сама миссис Хейл, представлявшая собой нечто вроде кожаного мешка с костями, быстро пробормотала: "Да благослови, Господи, этот дом", и только тогда её муж прочитал молитву минут на пять. Когда вступительная часть осталась позади, Хейл предложил:

– А теперь не соизволит ли наш дорогой гость благословить нас молитвой?

Эта сцена настолько напомнила Торну собственное детство, что он в порыве страсти прочитал десятиминутную молитву-проповедь, в которой кратко осветил самые благочестивые моменты своей юности, проведенной в истинно христианской семье.

После весьма скудного ужина Гидеон Хейл проводил весь свой выводок в переднюю комнату, где запах сырости свидетельствовал о том, что дрова в этой семье напрасно не расходуются. Хозяин дома предложил устроить для гостя вечер молитв. Сначала супруга Хейла со старшими дочерьми спела духовную песню "Все прославляют Иисуса", а затем сам Гидеон вместе с мальчиками исполнил достаточно популярный гимн того времени "Быть ближе к Богу". Когда они дошли до весьма трогательного четверостишия об идолах, преподобный Торн не выдержал и сам присоединился к хору, поскольку эти строки могли бы считаться основным мотивом всей его жизни:

Всех идолов злобных

Снесем с высоты,

Чтоб Господом нашим

Остался лишь Ты.

Затем последовали молитвы. Их по очереди читали то Гидеон, то кто-нибудь из его сыновей, а затем было предложено сказать несколько слов и гостю. Преподобный Торн страстно и долго говорил о том благотворном влиянии, которое может оказать такой христианский дом на молодого человека, а также на женщин, как отметил священник, вспомнив, что здесь присутствуют ещё жена Гидеона и его дочери.

– Именно в таких домах, – вещал он, – Господь находит для себя тех, кто впоследствии несет его слова в мир. – Преподобный Торн до того разошелся, что пообещал в дальнейшем следить за судьбой Эбнера Хейла и всячески помогать ему, поскольку был уверен в том, что даже если сейчас юноша и не производит должного впечатления, со временем он, несомненно, станет великим орудием в руках Господа.

Когда молитвы закончились и дети разошлись по своим комнатам, преподобный Торн попросил у Гидеона лист бумаги, чтобы написать письмо-отчет в Совет.

– Это будет длинное письмо? – взволнованно спросил хозяин дома.

– Нет, короткое, я просто хочу сообщить им добрые вести. – Тогда бережливый Гидеон предусмотрительно оторвал от листа половинку и, протягивая её гостю, пояснил:

– У нас здесь ничто не пропадает даром.

В это время высокий миссионер уже сочинял письмо коллегам: "Братья! Я навестил дом Эбнера Хейла и лично убедился в том, что юноша происходит из семьи, полностью посвятившей себя Господу". Внезапно его взгляд скользнул по узкой книжной полке, и тут священник с удовлетворением отметил про себя, что набор книг весьма схож с тем, который он видел в своем собственном доме. Тут был потрепанный томик Эвклида, "Книга истории великомучеников" Фокса, словарь Ноя Вебстера и довольно известное издание Джона Баньяна, устроившееся по соседству с семейной Библией.