Верховный пилотаж - Баян Ширянов Страница 7

Такое происходит только с актерами, и это все это лишь имитация.

(На авансцене появляется улыбающийся актер-интеллигент, показывая в улыбке, что все зубы у него на месте. Кланяется и уходит. Мужик в тельняшке поворачивается к публике, и та видит его окровавленный рот с пеньками свежевыбитых зубов. Мужик в тельняшке, роняя кровавые слюни, силясь что-то сказать, мычит.)

Режиссер: (Мужику в тельняшке.) Ап!

(Мужик в тельняшке вынимает муляж выбитых зубов. За ним его рот… Еще хуже, чем муляж. Мужика в тельняшке чьи-то руки утаскивают за кулисы.)

Режиссер: (зрителям) Здесь никто не перережет вам горло…

(На авансцене давешний Интеллигент подкрадывается с гипертрофированно огромным ножом к Режиссеру, и перерезает тому глотку. Кровь бьет фонтанами на зрителей.)

Режиссер: (Снимая разрезанную накладку на горле вместе с ёмкостью для крови.) …это лишь имитация.

(Режиссер отнимает нож у Интеллигента и протыкает того насквозь. Интеллигент, фонтанируя кровью, падает. Его за ноги уволакивает Мужик в тельняшке.)

Режиссер: И игра актеров… И спецэффекты.

Но помните, не все здесь имитация. Ведь экстрим – это игра жизни со смертью. А она не может быть понарошку. Каждый из вас день за днем принимает участие в этой странной игре. Но лишь здесь, в нашем театре, вы вплотную сможете подойти к этой грани. Грани, отделяющей смерть от смерти. Грани, имя которой – жизнь.

Но хватит слов.

Если вы купили программку, то уже узнали, что кое-что в нашем представлении будет настоящим. Но что именно? Пусть это останется для вас тайной до самого конца спектакля… Да и потом.

Ведь какой экстрим без тайны? Что за экстрим понарошку? Все вы сегодня подвергнетесь нешуточному испытанию. Но вы ведь сами пошли на это? Вы все готовы?

Даже если не все, то мы все равно начинаем!

Занавес!

(Режиссер скользит за кулисы. Звучит тревожная музыка. Занавес поднимается. Освещен только центр сцены. Там, на нагромождении из сломанных стульев сидят пятеро. Три женщины и два мужчины.)

Ж1. Блядь… Ну, когда же он придет? Сука!..

М1. Ну что за свинство! Уже семнадцать минут! Скотина.

М2. Времена меняются к худшему. Если бы десять лет назад продавец опоздал на семнадцать минут...(качает головой) Могло бы произойти. И очень неприятное.

Ж2. Да ладно... сейчас придет...

Ж3. Ой... у меня ломка начинается...

Ж1. (с надрывом, истерично.) На хуй Сорокина!

М2. Ну, на хуй, так на хуй…

М1. мне надо к Матери-Настоятельнице…

Ж3. Угу.

М1. Пошли, блядь!

М2. Подожди секундочку. Я хочу посмареть, как Жан-Клод отдубасит того зажравшегося пидора. Если мы щас уйдём, то я этого не увижу. А вернусь я уторчанный. Короче, пройдёт ещё пару дней. И значит, мне придётся заплатить ёбаному видеомагазину за кассету, которую я даже не успел позырить.

Ж3. Мне нужно идти, сука!

М1. Одни расходы, одни ёбаные расходы…

Ж2. На хуй Уэлша!

М2. Я дам тебе бабок, чтобы возместить убытки, если тебя это так, блядь, харит. Пятьдесят вонючих пенсов из отеля «Ритц»!

Ж2. Я же сказала: На хуй Уэлша!!!

М2. Ну, раз на хуй – так на хуй…

Ж3. Здравствуй, Жора!

М1. Здравствуй, Инна!

Ж3. Ты это откуда? Мы ж вечером...

М1. Я от Вальки к Кольке. Рубен дает ангидрид, там Армен привез солому, Карен мне занял растворитель, а Арсен гениально готовит.

Ж3. У Кольки?

Ж2 Да, любовь моя, да, да!..

М2. Да? Да? А я? Я?

М1. Так поехали, вотремся, на тебя-то найдется вмазка, хотя бы квадрат выделим, несколько децил добавлю... Заторчим, удолбимся, пойдем гулять, смотреть на Луну, мечтать о чудесах, искать смысл. Я обниму твою талию, посмотрю на твои губы, скажу свое слово, зажгу огонь наших чувств. Ты будешь трепетать от сладости, стонать от радости, сиять от удовольствия, сверкать от моего тепла. Ты же со мной, ты – мой, ты во мне, ты внутри меня! Любовь!

Ж1. На хуй и Радова…

Ж3. Ну уж нет. Его-то как раз не на хуй!

М1. На хуй!

М2. На хуй!

Ж3. Ебаное большинство. Я – преступная мать... Ширните меня...

М1. Как?

Ж3. Хорошо

М2. Точно хорошо?

Ж3. Я – преступная дочь... Ебите меня... Я – преступница... Ну, ебите меня... Я – преступница, меня надо ебать!.. Или хотите, я у вас отсосу?.. Я никогда не сосала... Но, если надо... Я преступница, я буду стараться!..

М1. Попозже...

Ж3. Вы мной брезгуете? Да? Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступница! Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы – нормальные люди, а я – наркоманка и преступница! Я преступница... Вы не будете меня ебать, вы брезгуете!..

М2. А с чего ты это взяла, что ты преступница?

Ж3. Я – преступная дочь. Моя мама знает, что я наркоманка. Она страдает... Я – преступная жена. Два месяца назад я ушла от своего мужа. Три дня назад я к нему вернулась. А вчера я от него опять ушла. Я – преступная мать! Я бросила свою дочку, и теперь она у мамы. Я ее люблю...

Ж1. На хуй Ширянова!

М2. Ну, ладно…

М1. Я родился в тысяча девятьсот четырнадцатом, в солидном трехэтажном кирпичном особняке, в одном из самых крупных городов Среднего Запада. Семья жила в полном достатке. Отец владел предприятием, которое занималось поставками пиломатериалов. Прямо перед домом – лужайка, на заднем дворе – сад, садок для рыб и, окружавший все это хозяйство высокий деревянный забор. Помню фонарщика, зажигавшего газовые уличные фонари, здоровый, черный, блестящий Линкольн и поездки в парк по субботам – всю эту бутафорию безопасного, благополучного образа жизни, ушедшего теперь навсегда. Я мог бы рассказать еще о старом немецком докторе, жившем в соседнем доме, о крысах, шнырявших на заднем дворике, тетиной газонокосилке и о моей ручной жабе, обитавшей рядом с садком, но не хотелось бы опускаться до шаблонов, без которых не обходится ни одна автобиография.

По правде говоря, мои ранние детские воспоминания окрашены страхом ночных кошмаров. Я боялся остаться один, боялся темноты, боялся идти спать – и все это из-за видений, в которых сверхъестественный ужас всегда граничил с реальностью. Я боялся, что в один прекрасный день мой сон не кончится, даже когда я проснусь. Я вспоминал подслушанный мной рассказ прислуги об опиуме – о том, какие сладкие, блаженные сны видит курильщик опиума и говорил себе: «Вот когда вырасту, то обязательно буду курить опиум».

В детстве я был подвержен галлюцинациям. Однажды ранним утром я увидел маленьких человечков, играющих в игрушечном домике, который я собрал. Страха я не испытал, только какое-то спокойствие и изумление. Следующая навязчивая галлюцинация или кошмар, преследовавшая меня неотступно в возрасте четырех-пяти лет, была связана с «животными в стене», она начиналась в бредовом состоянии от странного, не поддающегося диагнозу, нервного возбуждения.