Бархатные коготки - Сара Уотерс Страница 7

В тот вечер она пела… не скажу «как ангел»: ангелы не поют про ужины с шампанским и прогулки по Берлингтонскому пассажу; наверное, как падший ангел, а скорее, как ангел падающий; так мог бы петь ангел, только-только низвергнутый с небес, еще ничего не знающий о дальней преисподней. И я пела вместе с ней — не громко и беспечно, как прочая публика, а приглушенно, только что не про себя, словно в расчете, что она скорее услышит шепот, а не крик.

И вероятно, она в конце концов меня услышала. Мне это почудилось, когда она выходила на сцену, — беглый взгляд, только убедиться, что ложа опять занята. И вот теперь, двигаясь вдоль ряда софитов, она как будто снова на меня посмотрела. Это казалось невероятным, но каждый раз, обводя глазами переполненный зал, она словно бы натыкалась на мой взгляд и чуточку на нем задерживалась. Я уже больше не шептала, а только смотрела, едва переводя дыхание. Я видела, как она уходила со сцены (снова ее взгляд встретился с моим), как вернулась, чтобы бисировать. Она запела свою балладу, вынула из петлицы розу, прижала ее к щеке — все мы ждали. Но, допев песню, мисс Батлер не стала, как обычно, оглядывать партер в поисках самой хорошенькой девушки. Нет, она шагнула влево, к моей ложе. Сделала еще один шаг. Она была уже на самом углу, стояла лицом ко мне, так близко, что я могла рассмотреть блеск ее запонки, биение жилки на шее, розовый краешек века. Прошла как будто маленькая вечность, мисс Батлер воздела руку, мелькнул в луче софита цветок — и моя собственная трепещущая рука взметнулась, чтобы его поймать. Публика радостно загудела, послышался одобрительный смех. Мой нервный взгляд был притянут ее уверенным; она слегка поклонилась. Внезапно отступила назад, махнула рукой залу и исчезла.

Я сидела как громом пораженная, рассматривая цветок, который совсем недавно касался щеки Китти Батлер. Мне хотелось поднести его к своей щеке, и я бы так и поступила, но наконец мне в мозг проникли громкие голоса, и я осмотрелась: отовсюду на меня глядели благожелательно-любопытные глаза, публика кивала, подмигивала, посмеивалась. Вспыхнув, я спряталась в затененную глубину ложи. Обратив спину к бесцеремонным взглядам, я заткнула розу за пояс платья и стала натягивать перчатки. Сердце, забившееся учащенно еще раньше, когда ко мне шагнула мисс Батлер, все так же болезненно колотилось, однако стоило мне покинуть ложу и через переполненное фойе устремиться на улицу, как в груди сделалось легко и радостно, захотелось улыбаться. Пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы не выглядеть дурочкой, неизвестно от чего развеселившейся.

Когда до двери оставался один шаг, я услышала чей-то оклик. С другого конца фойе ко мне спешил Тони, размахивая рукой. Увидеть наконец знакомого, кому можно улыбнуться, — это было облегчение. Я отняла ладонь ото рта и ухмыльнулась, как обезьяна.

— Привет, привет, — запыхавшись, произнес Тони, когда догнал меня, — кое-кому тут весело, и я догадываюсь отчего! Что же мне-то в обмен на розы ни одна девушка не дарит таких улыбок?

Я снова покраснела и прикрыла рукою рот, но не произнесла ни слова. Тони осклабился.

— Мне поручено передать. Кое-кто желает тебя видеть. — Я удивленно подняла брови. Может, здесь находятся Элис или Фред и они хотят ко мне присоединиться? Тони ухмылялся уже во весь рот. — С тобой хотела бы переговорить мисс Батлер.

Улыбка тут же сбежала с моих губ.

— Переговорить? Мисс Батлер? Со мной?

— Верно-верно. Она спрашивала у Айка, рабочего сцены, кто та девушка, что каждый вечер сидит одна в ложе, Айк ответил, что ты моя знакомая, пусть обращается ко мне. И мисс Батлер так и сделала. Я ей сказал. И вот она хочет тебя видеть.

— Зачем? Бога ради, Тони, зачем? Что ты ей сказал?

Я вцепилась Тони в руку.

— Ничего, кроме правды… — Я крутанула его руку. Правда была ужасной. Мисс Батлер не должна была знать о моей потаенной дрожи, о сиянии у меня в голове. Тони снял со своего рукава мои пальцы и сжал в ладони. — Только, что она тебе нравится, — сказал он просто. — Ну что, пойдешь, нет?

Я не знала, что ответить. И, не открыв рта, послушно последовала за ним прочь от большой стеклянной двери, по ту сторону которой виднелся синий кентерберийский вечер, мимо арочного входа в партер и лестницы галерки к дальнему углу фойе, где висел занавес, а перед ним веревка, а на веревке табличка с надписью «Посторонним вход закрыт».