Молния. История о Мэри Эннинг - Антея Симмонс Страница 7

— Отец может расколоть рог надвое и отполировать. Как мою змейку, — показав из-под шарфа свое украшение, сообщила я даме.

— О нет, мне эта диковинка нравится в своем перво­зданном виде. Такой, какой ее сотворил Господь. Такой, какой ее нашла ты.

— Едва ли Господь сотворил ее мертвым камнем, — заметила я. — Там внутри наверняка кто-то жил — улитка или еще кто-нибудь.

— И все же пусть остается такой, как сейчас. Спасибо тебе, детка. Как же тебя зовут?

— Мэри. Мэри Эннинг. Мэри Первая сгорела и умерла. А мне уже почти десять. В детстве меня ударило молнией, но я выжила.

Сама не знаю, зачем я ей все это выложила, но мой рассказ, судя по всему, ее впечатлил.

— Ну и ну! Вот это история, Мэри! Что ж, тогда понятно, откуда в тебе эта сила духа! Смотри только, как бы она не довела тебя до беды! — с этими словами дама погладила меня по голове, словно собаку (признаться, это меня страшно разозлило), и ушла.

— Выходи сейчас же! Эй ты, негодяй! — крикнула я тут же, вновь повернувшись к кустам.

Из-за укрытия показалась уже знакомая белокурая голова. У моего преследователя было чистое лицо, залитое легким румянцем, — такие лица бывают у детей из богатых семей, где на мытье не жалеют воды и мыла. На меня смотрел мальчик в синей бархатной куртке, старше меня года на два, а то и на три. Глаза у него были круглые, навыкате, как у кролика или скумбрии. Он уставился на меня как дурак, раскрыв рот. А потом бросился наутек. Опять!

— Трус! — крикнула я ему вслед уже второй раз за день.

***

Впрочем, меня и саму охватил страх, когда я пробралась домой через черный ход и сбросила перепачканные башмаки.

Матушка на кухне чистила репу. Лицо у нее было мрачнее тучи.

— И где это вы изволили пропадать, юная леди?

Она с такой яростью вонзила нож в репу, будто хотела ее прикончить.

Я достала монету, и она сверкнула у меня на ладони, точно зеркальце в лучах солнца. И тут же, словно по волшебству, матушкино лицо просветлело — так светлеет небо над Коббом, когда ветер разгоняет грозовые тучи.

Но радость оказалась недолгой.

— Где ты взяла эти деньги? — тут же строго спросила матушка.

Меня охватило чувство гордости.

— Я продала окаменелость! Нашла и продала! — вызывающе ответила я.

— Ты совсем стыд потеряла? Торговать находками в воскресный день! — вспылила матушка.

— Я совсем забыла про воскресенье, да и моя покупательница тоже. Это была знатная дама, и ей было все равно. Она выглядела очень довольной и сказала, что я далеко пойду!

— О, это уж точно, — мрачно съязвила матушка. — Далеко-далеко, прямиком в рундук Дэви Джонса! ^[3] Во всем виноват твой папаша! Говорила я ему, что незачем брать вас на Черную Жилу да искать эти ваши камни! Добром это не кончится! Помяни мое слово!

— А разве… разве полкроны — не добро, матушка? По-моему, очень даже! Можно я завтра куплю немного баранины к ужину? Уж что-что, а торговаться я умею!

Матушка невольно улыбнулась, хоть и старалась сохранять грозный вид.

— Ладно уж! Может, эта твоя покупательница права и ты в самом деле далеко пойдешь. Вот только всегда смотри под ноги. Черная Жила, поди, не кусками баранины усеяна, а кое-чем похуже, верно, юная леди? И не надо мне тут рассказывать про останки овец, упавших с утеса. Довольно с меня. Займись лучше делом и убери грязь, которую ты развела у порога.

***

На следующий день мы с наслаждением лакомились вкуснейшей тушеной бараниной, а все благодаря мне и моей драгоценной находке! Меня так и распирало от гордости, пускай это и грех. Было ли мне стыдно, спросите вы? Ничуть!

Вот только радость моя длилась недолго. Пока мы мыли и вытирали посуду, Джозеф то и дело больно пихал меня под ребра и заговорщически подмигивал. Судя по всему, мой братец и сам был неплохим шпионом. Когда матушка на что-то отвлеклась, он прошептал мне на ухо:

— Ба, да у тебя завелся поклонник!

Я собралась толкнуть его в ответ, но он, звонко смеясь, торопливо выскочил из кухни. Я кинулась следом — нужно было выяснить, что же ему известно.

Джозеф признался, что видел, как мальчишка-шпион бегал за мной, будто щенок, а потом принялся задавать мне дурацкие вопросы, которые я изо всех сил старалась пропускать мимо ушей. Понравился ли мне его бархатный наряд? Очаровали ли меня его кудряшки? Захотелось ли мне его поцеловать?

При этом Джозефу было прекрасно известно, что у меня нет времени на наряды и что франтоватые мальчишки казались мне еще глупее разряженных девчонок. А уж поцелуи… Бр-р-р! Я стукнула Джозефа кулаком и заявила, что мне нет никакого дела до того, кто прячется по кустам и шпионит за мной, и что я ничегошеньки о нем не знаю.

Когда матушка выглянула из столовой, я грозно посмотрела на брата и провела указательным пальцем по шее — намекая, что с ним будет, если он все ей расскажет.

Джозеф ухмыльнулся и снова подмигнул.

Ох уж эти несносные мальчишки!