Три церкви - Ованес Азнаурян Страница 7

И тут он увидел падающую звезду. Звезда падала очень красиво, медленно, величественно. Она плыла по черному небу, царственно кланяясь другим звездам – налево кивок, направо кивок, – а потом исчезла так же неожиданно, как и появилась. И он спохватился: желание забыл загадать!

Он говорил в уме с Ашхен, но знал, что ее нет в соседней комнате. Мало того, он помнил, что они недавно развелись. Но все же… Все же!

Незаметно начинал бледнеть восток, и небо тушило свои огни и просыпалось, чтобы разбудить землю. Улицы и листья деревьев были мокрые и пахли свежестью и тоже просыпались; по очереди меркли фонари, и после всего этого начиналось утро.

«День! Иногда бывает так: чтобы понять день, нужно не спать целую ночь, потому что день рождается от ночи, хотя, может, ночь рождается от дня?»

Он выключил лампу и встал. У него болели глаза, и он чувствовал усталость. Он прошелся по комнате и подошел к окну.

«Миры периодически рушатся. Периодически рождаются и исчезают Галактики, звезды. Периодически рушится жизнь».

Неизвестная женщина из поезда так никогда и не узнает, что ее попутчик через год снова сойдется с женой Ашхен (но это случится лишь летом), и у них родится второй сын, которого нарекут Аршак, в честь дедушки, и которого все всю жизнь будут называть Аршо.

Да, это было летом, тем самым летом, когда однажды Аршак Ашотович Унанян привез с собой на дачу в Кармрашен телеграмму. Никому ничего не сказав, хмуря брови, отдал телеграмму свой младшей дочери Ашхен.

– От твоего… – пробурчал он. – Делай, как считаешь нужным. Если надумаешь поехать в Дзорк, шофер тебя отвезет.

В телеграмме значилось: «Буду звонить вечером тчк надо поговорить тчк надеюсь ты будешь тчк Вардан».

Оник был шофером Рафо, мужа Норетты, и Ашхен смущало, что повезет ее именно он, когда-то бывший ее учеником в вечерней школе. Но она знала, что шестичасовой автобус из Кармрашена в Дзорк уже ушел. Ашхен выглянула из окна веранды в сад. Там под яблоней на одеяле лежал ее Аристакес и смотрел в небо.

Небо было высокое, это небо, и синее, и по нему скользили облака, то собираясь в одном месте, то рассеиваясь в другом.

Уже день близился к вечеру, и Аристакес лежал на одеяле перед домиком дачи и смотрел на небо. Оно было далекое и в то же время очень близкое; до него было рукой подать; можно было прижать к щекам пушистые белые облака, обнять их и заснуть крепко-крепко, и снова проснуться, и вновь видеть это синее небо…

– Арис, встань, хватит, простудишься! – крикнула Ашхен сыну.

– Еще немного, мам.

– Смотри, не простудись.

И снова – небо… Облака были уже розовые, потому что солнце село, и мальчик, надеясь увидеть еще и ночное небо со звездами, продолжал лежать, положив руки под голову, и смотрел на небо. Аристакес подумал, что облака не плывут по небу, а скользят, стараясь зацепиться за что-то, и от этого растягиваются, лопаются и снова растягиваются. Он подумал, что если облака долго не будут лопаться, то пойдет дождь. А после дождя, знал он, выглянет солнце. После дождя всегда выглядывает солнце…

– Аристакес, вставай, поехали.

– Куда, мама?

– В Дзорк.

– Почему? Мы же позавчера все ездили в город купаться!

– Нужно, балес ^[10]. Нам к вечеру надо быть в Дзорке: позвонит папа.

Мальчик встал и пошел к воротам, где его ждала Ашхен. Выйдя за ворота, которые заперла за ними бабушка Сона (дедушка не вышел их проводить), они сели в машину.

– Аристакес, когда ты женишься? – спросил Оник. Он всегда задавал этот дебильный вопрос, когда видел шестилетнего Ариса, и громко, раскатисто хохотал.

Они поехали в Дзорк.

Аристакесу так и не удалось увидеть ночное небо, зато он нагляделся на небо днем. Это очень хорошо – смотреть на небо, и он снова будет смотреть на небо, когда вернется сюда завтра; ведь здесь небо совсем другое… Он уснул, удобно устроившись на заднем сиденье, и во сне видел синее небо и белые облака, медленно скользившие по нему; видел, как пошел дождь и как потом выглянуло солнце. Кажется, это было его последнее лето перед школой.