Хорошая работа - Дэвид Лодж Страница 69

— Ты случайно волнуешься не потому, что импотент?

— Нет, — отвечает он хриплым голосом. Конечно, импотент.

— Если у нас все будет, это не всерьез, ладно?

— Я не думаю, что возникнут какие-то сложности.

— Если хочешь, можешь просто сделать мне массаж.

— Я хочу заняться любовью.

— Массаж — тоже форма занятия любовью. Он нежный, ласковый, без применения фаллоса.

— А я бы как раз его применил, — говорит Вик, словно извиняясь.

— Что ж, это отличный вид эротического стимулирования, — соглашается Робин.

От слов «эротическое стимулирование» у Вика возникает чрезвычайно сильная эрекция.

Робин заводит руки за спину, расстегивает платье и снимает его через голову. Вешая его в шкаф, изучает бирку.

— «Сделано в Италии». Снова не прошла тест на патриотизм.

Потом снимает лифчик.

— «Сделано во Франции». О, господи!

Она как всегда относится ко всему легко. Робин смотрит на Вика, который так и замер с бутылкой в руке.

— Ты не хочешь раздеться? — спрашивает Робин. — Мне как-то неудобно стоять перед тобой в чем мать родила. — На ней только трусики и колготки.

— Извини, — спохватывается Вик, яростно стаскивая пиджак, галстук и срывая рубашку.

Робин поднимает рубашку с пола и смотрит на бирку.

— Ага! «Сделано в Гонконге».

— Рубашки покупает Марджори.

— Не оправдывайся… Впрочем, костюм английский. — Она вешает пиджак на деревянную вешалку. — Даже слишком английский, если можно так выразиться.

Единственный английский предмет одежды Робин снимает в последнюю очередь.

— Трусики я всегда покупаю в «Маркс и Спенсер», — улыбается она.

Робин стоит перед Виком — обнаженная богиня. Аккуратные нежно-розовые округлые груди с выпуклыми сосками. Тонкая талия, широкие бедра, чуть округлый живот. И языки рыжего пламени на лобке. Вик смотрит на нее с благоговением.

— Ты прекрасна, — говорит он.

— Хочешь, я признаюсь тебе в ужасной вещи? Я хотела бы грудь побольше. Зачем? Вот и я себя о том же спрашиваю. Причина может быть только одна — для большей сексуальности.

— У тебя прекрасная грудь, — уверяет Вик и нежно ее целует.

— Вот и славно, Вик, — говорит Робин. — У тебя возникло желание. Так осуществи его.

Она снимает покрывало с кровати, ставит флакон с массажным маслом на ночной столик и выключает весь свет, кроме одной лампы. Потом ложится на кровать и протягивает руку.

— Ты не хочешь снять трусы? — спрашивает она.

— А можно погасить свет?

— Ну конечно нельзя.

Вик поворачивается к ней спиной, снимает трусы и идет к кровати, прикрывая руками свидетельство своего крайнего возбуждения.

— Боже, вот это прибор! — восклицает Робин.

— Почему ты его так называешь?

— Интимная шутка. — Быстро, как ящерица, она высовывает язык и облизывает этот прибор от основания до самой головки.

— Боже! — стонет Вик. — Может, мы проскочим стадию массажа?

— Как хочешь, — говорит Робин, возбуждаясь от того, насколько возбужден Вик. — У тебя есть презерватив?

Вик растерянно смотрит на нее.

— Разве ты не принимаешь таблетки, или еще что-нибудь?

— Нет. Таблетки вредят здоровью. И спирали тоже.

— Что же нам делать? У меня ничего нет.

— Зато у меня есть. Дай, пожалуйста, мою косметичку.

Вик дотягивается до сумочки и протягивает ее Робин.

— Ну вот, — говорит она. — Хочешь, я сама тебе надену?

— О боже, нет! — восклицает он.

— Почему?

Вик громко хохочет.

— Хорошо, надевай.

Она ловко проделывает эту операцию. А когда заканчивает, у Вика уже все болтается из стороны в сторону, как непослушная прядь волос.

— Не может быть, — бормочет Вик.

Будучи преподавателем, Робин конечно же пытается все разъяснить и развенчать «любовь».

— Я люблю тебя, — говорит Вик, целуя ее в шею, поглаживая грудь, проводя ладонью по бедру.

— Нет, Вик, не любишь.

— Я люблю тебя вот уже несколько недель.

— Любви не существует, — заявляет Робин. — Это риторический прием. Буржуазное заблуждение.

— Ты что, никогда не влюблялась?

— Только когда была девчонкой, — отвечает Робин. — Позволила себе на некоторое время быть обманутой дискурсом романтической любви.

— Господи, что все это значит?

— Мы не сущности, Вик. Не уникальные сущности, главенствующие над языком. Важен только язык.

— А это? — спрашивает Вик, проводя рукой у нее между ног.

— Язык и физиология, — продолжает Робин, раздвигая ноги пошире. — Да, у нас есть тело, физиологические потребности и аппетиты. Когда ты трогаешь здесь, мои мышцы сокращаются. Чувствуешь?

— Чувствую, — кивает Вик.

— И это приятно. А дискурс романтической любви подразумевает, что твой палец и мой клитор есть продолжение двух уникальных индивидуальностей, которые необходимы друг другу, и только друг другу, и не могут быть счастливы друг без друга во веки веков.

— Именно так, — говорит Вик. — Я люблю твою щелку всем своим существом и во веки веков.

— Глупый, — улыбается Робин, не оставшись равнодушной к этому заявлению. — А почему ты так ее называешь?

— Интимная шутка, — отвечает Вик, ложась поверх Робин. — Как ты думаешь, может, теперь уже пора помолчать?

— Хорошо, — кивает Робин. — Но я предпочитаю быть сверху.