Ева Луна - Исабель Альенде Страница 67

— Бедняжка… Лейтенанта не будет пару часов, он ушел в кино и после сеанса наверняка завернет куда-нибудь попить пива, но потом он вернется, это уж точно. Что он с тобой делать будет — даже подумать страшно, поэтому давай договоримся: как только он объявится, я хорошенько ударю тебя, ты уж не обижайся, и ты потеряешь сознание, тогда он, может быть, оставит тебя в покое до утра… Кофе хочешь?

* * *

Риад Халаби узнал страшную новость гораздо раньше, чем она просочилась на страницы газет. Тревожную весть передавали из уст в уста лесными дорогами и тайными тропами, она облетела полстраны, стремительно пробежала по улицам столицы, заглядывая в дешевые отели и на склады галантерейных товаров и прочих мелочей; в конце концов она добралась до задних дверей единственного в стране арабского ресторана, в котором не только подавали соответствующую еду и играла восточная музыка, но была и парная баня на втором этаже; кроме того, ресторан был известен тем, что здесь по вечерам креолки, переодетые одалисками, исполняли знаменитый танец семи покрывал. За одним из столиков сидел Риад Халаби и радовался жизни, отдавая должное стоявшей перед ним огромной тарелке, на которую повар выложил сразу несколько типичных арабских блюд. Неожиданно к столику подошел официант и передал Риаду Халаби новость, которую сообщил ему помощник повара — индеец из того самого племени, один из кланов которого еженедельно посещал наш городок. Судя по всему, вождь убедил соплеменников использовать тайный индейский телеграф в самом скоростном режиме, в результате чего Риад Халаби узнал о случившемся уже в субботу вечером. Он тотчас же сел за руль и гнал свой старый фургончик с такой скоростью, какую только мог развить мотор его развалюхи. К счастью, машина выдержала эту гонку, и он оказался в Аква-Санте рано утром, как раз когда лейтенант вновь собирался приступить к допросу подозреваемой.

— Немедленно отдайте мне мою девочку, — потребовал Риад Халаби.

К тому времени меня уже снова привели в зелено-бурый кабинет и, сорвав платье, привязали к стулу; услышав голос хозяина, я даже не сразу узнала его, потому что вплоть до того дня ни разу не слышала, чтобы он говорил так властно и сурово.

— Пойми, турок, я не имею права отпустить подозреваемую, это не разрешается, войди в мое положение, — вкрадчиво сказал лейтенант.

— Сколько?

— Смотри-ка, соображаешь. Пошли в кабинет и все обсудим наедине.

Договориться с лейтенантом удалось, но если тот все же смог нарушить инструкцию и освободить меня из-под стражи, то спасать мое честное имя и прятать меня от вездесущих журналистов было уже поздно. Мои фотографии анфас и в профиль, пусть и с черным прямоугольником на месте глаз и переносицы, ибо я была еще несовершеннолетней, появились в столичных газетах, а затем и в открытой полицейской хронике; информация вышла под странным заголовком: «Убита той, которую считала родной по крови». Из того, что там говорилось, выходило, что меня обвиняют в убийстве женщины, которая когда-то спасла меня, вытащив тонувшую сиротку из реки и удочерив. У меня и по сей день хранится пожелтевшая, едва ли не рассыпающаяся в руках газета с этой статьей. Я перечитывала журналистские бредни столько раз, что в какой-то момент поймала себя на мысли, будто готова уже поверить: именно так все и было.

— Ну-ка быстро приведи ее в порядок, пусть турок забирает ее, раз он хочет, — приказал лейтенант сержанту после разговора с Риадом Халаби.

Сержант, как мог, отмыл грязь и кровь с моего лица и тела, но платье надевать не стал: оно было насквозь пропитано кровью — Зулемы и моей. Впрочем, мне было так плохо, что я даже обрадовалась, когда, прикрывая мою наготу, сержант не стал надевать платье, а накинул на плечи влажное, приятно холодившее кожу одеяло. Он попытался слегка причесать меня, но, несмотря на все усилия, вид у меня был жалкий. Увидев, что со мной сделали, Риад Халаби не смог сдержать возмущенного крика:

— Да что же это вы сотворили с моей девочкой, звери!

— Не вздумай куда-нибудь жаловаться, турок, — предупредил лейтенант, — твоей же девчонке хуже будет. И главное, не забывай: я делаю тебе одолжение и при этом серьезно рискую; сам понимаешь, нельзя просто так отпускать на поруки подозреваемую в убийстве. Вот скажи, почему ты так уверен, что не она убила твою жену?

— Вы же сами знаете, что Зулема покончила с собой!

— Ничего я не знаю. Это еще доказать надо. Ладно, уводи девчонку и смотри не зли меня, я ведь еще и передумать могу.

Риад Халаби обнял меня за плечи, и мы медленно побрели к выходу из комендатуры. Перешагнув порог и оказавшись на улице, мы увидели, что на площади собрались все наши соседи; на противоположной стороне плотной группой стояли индейцы, против обыкновения оставшиеся в Аква-Санте со вчерашнего вечера. Площадь словно замерла. Когда мы стали спускаться с крыльца комендатуры, никто не произнес ни слова; лишь когда мы направились к стоявшему чуть поодаль фургончику, вождь племени начал исполнять какой-то ритуальный танец, с силой топая ногами по земле, что вызывало звук, похожий на приглушенную барабанную дробь.

— А ну пошли отсюда к чертям собачьим, чтобы духу вашего тут не было, пока я вас не перестрелял! — в ярости заорал лейтенант.

Учительница Инес больше не могла сдерживаться и, воспользовавшись опытом наведения порядка, накопленным за долгие годы преподавания в сельской школе, решительно встала на пути лейтенанта и плюнула ему прямо на ноги. Бог тебя накажет, сказала она четко и громко, так что ее услышали все на площади. Сержант, оставшийся в дверях, даже попятился, ожидая худшего, но у офицера хватило благоразумия не переходить к активным действиям. Он промолчал и лишь язвительно ухмыльнулся, глядя в лицо учительнице. Никто не сдвинулся с места, пока Риад Халаби не усадил меня в машину и не завел мотор. Лишь после этого индейцы развернулись и направились к проселочной дороге, уходившей в сельву. Жители Аква-Санты тоже потянулись с площади, кто шепотом, а кто вполголоса проклиная полицию и призывая Небо обрушить на этих нелюдей самые жестокие кары. Вот что получается, когда в маленький город приезжают люди со стороны, сказал хозяин, сев за руль, ведь ни один из этих бездушных негодяев не родился в Аква-Санте, будь офицер местным, он не посмел бы вести себя так по-скотски.

Мы вошли в дом. Все двери и окна были распахнуты, но в помещении по-прежнему висел удушливый запах страха. В доме все было перевернуто вверх дном, многих вещей недоставало — здесь явно устроили обыск, закончившийся мародерским грабежом. Это всё полицейские, заверили нас соседи; это всё индейцы, объяснили нам в полиции. В любом случае ощущение было такое, будто дом брали штурмом после долгой осады: половина посуды разбита, радиоприемник и телевизор исчезли, в погребе и на складе все перерыто, многих товаров не хватало, а то, что осталось, валялось на полу в полном беспорядке. Даже мешки с зерном, мукой, кофе и сахаром были вспороты, а их содержимое рассыпано по полу. Словно не замечая беспорядка и даже не задержавшись ни на миг, чтобы хотя бы приблизительно прикинуть ущерб, нанесенный прокатившимся по дому ураганом, Риад Халаби провел меня в спальню и уложил на ту самую кровать, где еще сутки назад лежала его покойная жена.