Музыка любви - Анхела Бесерра Страница 62

Кто мог позволить себе подобную непристойность?!

За столом воцарилось ледяное молчание.

Его дочь вела себя так, будто в жизни не слыхала о приличных манерах. Она хлебала суп, как последняя деревенщина, наклонившись над тарелкой и издавая невыносимое хлюпанье. С каждой ложки несколько капель брызгали ей на платье. Гости многозначительно переглянулись и с брезгливыми лицами отложили приборы. Бенхамин схватил дочь за руку, выдернул из-за стола и на глазах у всех отвесил ей звонкую оплеуху. Посол с женой и сыном немедленно встали и направились к выходу, не желая и дальше наблюдать семейную сцену. За ними, сгорая от стыда и рассыпаясь в извинениях, бросилась Соледад Мальярино.

Соледад-младшая в слезах побежала в свою комнату и успела захлопнуть дверь перед носом почти догнавшей ее Пубенсы. Ключ дважды повернулся в замке. И никто ее отсюда не вытащит, ее добровольное заточение — навсегда. Если они хотят найти ей жениха, не спрашивая ее согласия, это дорого им обойдется.

— Соледад, открой сейчас же! — Разъяренный отец колотил в дверь.

— Лучше сдохнуть, — ответил упрямый голос дочери с другой стороны.

— По-хорошему говорю. Открывай сию секунду.

Подошедшая супруга пыталась утихомирить Бенхамина, но он только отмахнулся.

— Бесстыжая девчонка! Ты нас всех выставила на посмешище!

— Я тебя ненавижу.

— Не смей разговаривать с отцом в таком тоне. — Голос Бенхамина был страшен.

— Ты мне не отец больше. Мой отец мертв, слышишь?! — надрывно закричала Соледад. — Мертв!

— Не вынуждай меня на крайние меры, не то я тебя...

— Что ты меня? А? На что ты еще способен, дон Бенхамин Всемогущий?

Наконец Соледад Мальярино не выдержала и решительно вмешалась.

В течение пяти дней Соледад Урданета упорно сидела в своем убежище. Она забаррикадировала дверь комодом, креслами и всем, что хоть как-то годилось для этой цели, чтобы родственники не могли войти, даже если сломают замок. Но ничего не происходило. Бенхамин, насильно успокоенный женой, решил сбавить обороты, опасаясь окончательно потерять любовь дочери. Когда его болезненные приступы ярости сходили на нет, на смену им приходили опустошенность и бессилие. Посоветовавшись со знакомым психиатром, супруги договорились дать девочке время прийти в себя — судя по всему, она унаследовала бешеный темперамент отца. Рано или поздно все вернется на круги своя, хотя бы потому, что все устанут от этого абсурда. Бенхамин велел посадить бунтарку на хлеб и воду, но жена за его спиной поручила Висенте оставлять снаружи на подоконнике кульки с едой: галеты, суп, десерты, молоко. Сначала девочка к ним не притрагивалась, но со временем стала принимать передачи.

Пубенса, в свою очередь, подсовывала ей под дверь записочки, в которых рассказывала обо всем, что творилось в доме, но Соледад даже не давала себе труда их разворачивать: слишком сильна была обида на кузину, которая подвела ее в самом главном — лишила своей поддержки в борьбе за любовь.

На капитанском мостике Жоан Дольгут объяснялся с верховным командованием. Юноша решил честно рассказать свою историю в надежде вымолить прощение, но капитан, картахенец сомнительной репутации, давным-давно утративший способность к состраданию, мало чем отличался от железобетонной стены. Морской волк жил одним днем, не упускал случая подзаработать на провозе контрабанды во время заграничных рейсов и лично устанавливал законы на своем судне. Сам он нарушал эти законы как вздумается, но горе было тому, кто осмеливался последовать его примеру. Злосчастный нарушитель автоматически становился крысой, ничтожеством, негодяем, заслуживающим самого сурового наказания. Кроме того, подобные инциденты с «зайцами» высоко ценились, так как помогали отвлечь внимание властей. Вместо взяток за молчание капитан мог снабдить портовую полицию свеженькой жертвой, утолив таким образом их жажду самоутверждения без ущерба для своего кошелька.

В вечерних сумерках на горизонте показались изящные очертания Картахены. Крепостная стена пятнадцати километров длиной в золотом сиянии заходящего солнца, а за нею россыпь церковных куполов и древних монастырей — ни дать ни взять южноамериканская Венеция. Корабль уже подходил к берегу, а Жоан так и не смог убедить капитана в своей невиновности. Заметив, что земля приближается, тот наконец прикрикнул:

— Хватит! Пусть правосудие тобой занимается. Посмотрим, осудят тебя за воровство или за незаконное проникновение на корабль. И скажи спасибо, что я тебя не отдал вот этим. — Он указал на негра и матроса, доставивших Жоана из трюма. — Вот уж было бы наказание так наказание, ха!

— Еще не поздно, хозяин, — похотливо осклабился темнокожий.

— Брысь отсюда, негодники, — беззлобно рыкнул капитан на обоих. — А ты сиди тише воды, пока не позову. — И ушел за рацией, чтобы сообщить в порт о поимке особо зловредного безбилетника: пусть предупредят местные власти.

Онемевшего от страха Жоана спустили с корабля в наручниках. От шума и криков на причале голова шла кругом, рубашка липла к взмокшей спине, стыд сжигал заживо. Вот он прибыл в Колумбию, и никто и ничто не поможет ему добраться до Боготы. Эти люди вокруг говорят на его языке, но как же трудно их понимать! У них такое странное произношение, они тараторят со страшной скоростью да еще употребляют слова, каких он в жизни не слыхал.

Он так и стоял со скованными руками, пока капитан живописал сержанту полиции его неслыханные прегрешения, изображая своего «зайца» матерым преступником. Наконец сержант и двое его подчиненных затолкали арестанта в старую патрульную машину.

Один из полицейских сжалился над беззащитным парнишкой и попробовал завязать разговор:

— Ты откуда?

— Из Барселоны...

— Ух ты! А где это?

— В Каталонии...

— Что еще за Каталония?..

— Страна такая. В Испании.

— А, другое дело! Ура! Да здравствуют Испания!

Жоан воспользовался моментом, чтобы заявить о своей невиновности.

— Я ничего не сделал, клянусь. Все, что сказал капитан, — сплошная ложь. Я только пробрался на его корабль... тайком. Денег на билет не было.

— Это ты расскажешь тому, кто будет тебя допрашивать. Я только выполняю приказ, малыш.

Ночь Жоан провел в убогой камере, пропахшей мочой и плесенью, а наутро его вызвали на допрос. Выслушав его историю, полицейские решили поскорее от него избавиться: что взять с иностранца, совершившего незначительную кражу в открытом море, вне их юрисдикции? Было решено депортировать его с первым же кораблем, идущим в Марсель, — ближайший порт к тому месту, откуда он начал свое путешествие.

Уяснив свое положение, Жоан пришел к выводу, что надо бежать. Не для того он так долго странствовал, чтобы снова очутиться на корабле, так и не повидав Соледад, не узнав о ее чувствах. Пять суток он терзался горькими мыслями: наконец-то он, умирая от любви, достиг родины Соледад, но как теперь с ней встретиться?