Арбат - Юрий Вигорь Страница 60

— Они всегда будут нужны политикам, — говаривал Иван Бульба. — Они — профессионалы охмурежа. А мы, писатели, политикам не нужны. Мы можем лишь увести в стан «погибающих за великое дело любви»…

Чем позднее, тем в баре больше народу, сигаретный дым стоит под потолком коромыслом, хмель незаметно развязывал языки, и люди делались понемногу самими собой маски на лицах начинали подтаивать и сползать на чуть засаленные, траурные от арбатской пыли воротнички джентльменов пера, джентльменов удачи. И Анатолий Макаров, знаменитый фехтовальщик фразами, король панегириков, резонер, говорил: «Власть — она и есть власть, она всегда от Бога, какой бы она ни была. И я всегда лягу под любую власть, я заставлю себя полюбить Пиночета, Саддама Хусейна, Ясира Арафата, или Путина, или Распутина, потому что бороться с ветром — это все равно что ссать против него, а мне дороже мои штаны, чем эта власть. Я актер, и мне вей равно, в каком театре играть, какие там ставятся пьесы, мне нужно играть, и все. Мне нужен объект для диалога, потому что от монологов в своей однокомнатной квартире на Ленинском проспекте я устал… И мне нужен гонорар, приличный гонорар, чтобы я мог, не задумываясь, посидеть в баре, пообедать в ресторане, не пересчитывая в уме копейки, перед тем как купить пирожок с повидлом. Меня устраивает любая милиция. Самая продажная милиция — тоже по-своему хороша, потому что у нее есть изъяны, много изъянов, а значит, ее есть за что ухватить, ухватить за яйца, есть повод отбиться и отстоять свои права. А с честной милицией пойди поборись…»

И все это бурлящее, пьющее, закусывающее, говорящее, чавкающее, лгущее месиво, переливающаяся многоцветьем хамелеона фаланга, лучшие перья России, самые острые языки тем не менее претендовали на какую-то свою особенность, на оригинальность, на высший пилотаж пера, на высокий божественный полет мысли в некоем надвременье, они сами были себе судьями, они презирали читателя. Общественное мнение? Да это самая развратная из всех проституток. Все истинно — и вместе с тем все ложно. Абсолютной истины нет. Все в этом мире относительно, все имеет свою цену. А то, что имеет цену, всегда можно купить и продать. И то, что не продается, — просто дерьмо. В этом мире ценится только профессионализм. Чрезмерная свобода ведет нации к разврату, к фальши, к разложению, ибо нация — это кучка пассионариев, это поводыри стада, имя которому — народ. И они, пассионарии, никогда в России не смогут между собой договориться. Поэтому рано или поздно придет диктатор. А диктатор — это всегда ложь. Круг замкнулся. И снова подкатывают времена возводить бастионы и бороться за свободу слова, а следовательно, важен сам процесс, сама борьба, само кало-семя-слово-извержение… И важно лишь одно — ни один член не должен дрябнуть! Когда вы наворовали полмиллиона долларов, вы тотчас забываете о народе… Вот истинный постановщик всенародных спектаклей, вот классический вешатель лапши — это Владимир Познер. Главный девиз — говори обо всем, но не смей говорить о главном… И побольше пафоса, побольше блеска в глазах перед камерами. Неплохо перед съемками немного анальгину принять на грудь с рюмашкой коньячка…

Когда Рок уходил из бара и шел к себе в подвал, эти обрывки чужих фраз еще мельтешили и кувыркались у него в голове. Он подзаряжался здесь какой-то дьявольской энергией и, несмотря на поздний час, садился писать главы своего нового романа «Подземная Москва». За два года обитания в подвале дома номер шесть по Никитскому бульвару он достаточно проникся жизнью и многоцветьем лжи Центрального дома журналистов, начинавшегося сразу за стеной Союза журналистов Москвы. Он знал по имени всех буфетчиц, всех официантов и официанток, всех посудомоек, мясника Борю, жарившего себе по утрам три кровавых бифштекса, шеф-повара Валерия Ивановича, сердечника и вегетарианца, директора ресторана Вячеслава Петровича, тончайшего и изворотливейшего финансиста и фантазера сложных меню. Знал столяра дядю Митю, дежурного электрика Порфирия, непросыхающего после презентаций и сливавшего из рюмок остатки, знал всех трех заместителей директора Золотова, считавшего себя мажордомом этого дворца лжи, и, конечно же, сантехника Витька, самого главного человека в этом доме, ибо трубы здесь текли дружно и постоянно, а в верхней разводной магистрали, изъеденной сквозными раковинами, были забиты щепочки.

Кухня и ресторан интересны сами по себе, и этот мир любопытно изобразить во всех милейших тонкостях, но стоило вспомнить о втором этаже и его обитателях, о вечно что-то жующих организаторах презентаций, как у Игоря Рока начинались мигрень и рези в животе. Едва приступали к «откушиваниям» и апробированию колбас, водочек, наливочек, ватрушек, балычков, привезенных презентующейся фирмой, которая рассчитывала, что сытые журналисты из благодарности напишут о них хорошо, как глаза устроителей и администрации ЦДЖ наливались хищным блеском. Они перли со столов все подряд. Халявщик жил, неистребимо жил в душах администрации ЦДЖ. Вот где можно было увидеть подлинные лица журналюг! Это был поистине спектакль, на котором желудки срывали маски с лиц. Воистину нет страшнее зверя, чем нео-капиталист с советским лицом.