Давай притворимся, что этого не было - Дженни Лоусон Страница 6

Я не могу не посочувствовать тем озадаченным приезжим, которые заходили в чучельную мастерскую моего отца, рассчитывая увидеть бар и крепко выпить, а вместо этого обнаруживали внутри несколько мужланов, вымазанных в крови и по локти погрузившихся в трупы животных.

Подозреваю, впрочем, что кровавые таксидермисты угощали сбитого с толку незнакомца из собственных фляжек, потому что, несмотря на свой грозный вид, все они обладали добрым сердцем, и я практически уверена, что они понимали: любому, кто случайно наткнулся на такое зрелище, выпить чего-нибудь крепкого становится нужно еще больше, чем когда он только отправлялся на поиски бара.

№ 8. ДОМАШНИХ ПИТОМЦЕВ БОЛЬШИНСТВА ЛЮДЕЙ НЕ СЪЕДАЛИ БОМЖИ.

Когда мне было пять, отец выиграл для меня на ярмарке утенка. Мы назвали его Нарциссом, и он жил у нас во дворе в надувной лодке, которую мы наполнили водой. Он был просто потрясный. Потом он вырос, и в лодке ему стало тесно, так что мы отпустили его под ближайший мост к другим уткам. Мы спели «Рожденный свободным», и он с довольным видом заковылял прочь. Месяц спустя в местных новостях рассказали, что все утки из реки пропали и что, скорее всего, их съели живущие под мостом бездомные. Очевидно, это было не самое удачное соседство для уток. Я смотрела с широко раскрытыми глазами на маму и бормотала: «БОМЖИ. СЪЕЛИ. МОЕГО НАРЦИССА». Моя мама, стиснув зубы, посмотрела на меня, раздумывая над тем, не лучше ли мне просто соврать, но в итоге решила, что пришла пора перестать защищать меня от суровых реалий жизни, и, вздохнув, сказала: «Будет звучать не так ужасно, если называть их “бродягами”, дорогая». Я машинально кивнула в ответ. Это стало для меня серьезной травмой, зато мой словарный запас расширился.

№ 9. БОЛЬШИНСТВО ЛЮДЕЙ НЕ ДЕЛЯТ БАССЕЙН СО СВИНЬЯМИ.

Мы живем с подветренной стороны от знаменитой (в нашей местности) свинофермы Шварцев, чего, казалось бы, можно было бы стесняться, но эти хрюшки были выставочными, так что это было охренительно круто. Когда дул западный ветер, вонь была такая невыносимая, что нам приходилось закрывать окна, правда, не столько из-за свиней, сколько из-за расположенного по соседству утилизационного завода. Когда мой муж впервые учуял этот аромат, его чуть не стошнило, и мама невозмутимо сказала: «Ах, это? Это просто утилизационный завод», с интонацией, с которой другие люди могли бы сказать: «Ах, это? Это всего лишь наш садовник». Тогда он посмотрел на меня типа «Что это еще за херня – утилизационный завод?», и я спокойно объяснила, что утилизационный завод – это фабрика, на которой делают компост из увядших цветов, потому что так звучит гораздо более экстравагантно, чем «Это как второсортная живодерня».

У Шварцев во дворе стояла огромная цистерна, в которой они собирали воду для свиней, и иногда нас приглашали поплавать в этой воде. Ребят, все так и было.

Прямо на этом месте люди обычно начинают говорить: «Я ни во что из этого не верю», и мне приходится показывать им фотографии или звонить маме, чтобы она подтвердила, и только после этого они замолкают. Скорее всего, из уважения. Ну или жалости. Вот почему мне всегда приходится уточнять, что хотя в моем детстве и было много херни, оно все равно было крутым.