Нет худа без добра - Мэтью Квик Страница 6

– В этом мире любят деньги, а не правду, и потому нас вечно обманывают, – говорила она.

И всегда саркастически смеялась при этом.

– А ты просто немного отличаешься от других, – говорила мама. – Причем в лучшую сторону. В самую лучшую. Ты мой замечательный сын, Бартоломью Нейл. Я так люблю тебя.

Венди, мой юный консультант по утратам, говорит, что у меня «нарушение эмоциональности» и «задержка в развитии» из-за того, что я столько лет находился в отношениях «взаимной зависимости» с моей матерью.

По-моему, мама не очень нравилась ей.

Однажды она сказала, что мама питалась мною, будто мама была каким-то каннибалом с кольцом в носу и варила меня в большом котле на куче горящих поленьев.

Но мама была совсем не такая, никакой не каннибал.

Я все это записал.

Венди сказала, что у меня «нарушение эмоциональности» и «задержка в развитии», когда я спросил ее, зачем мне консультант по переживанию утрат, если я больше не переживаю свою утрату. Я смирился с тем, что мама умерла, не плачу по ночам и не делаю ничего такого, так что она зря тратит на меня свое время.

– Благодаря морфию она умерла без мучений, – сказал я. – И я встречусь с ней на небесах.

Консультант Венди проигнорировала мое замечание о небесах:

– Вы говорите, что не плачете по ночам. Пока. По всей вероятности, вы подавляете в себе слишком много эмоций.

– Разве птички подавляют в себе эмоции? – пошутил я, глядя на свои шнурки.

Венди искренне засмеялась, и я почувствовал, что поставил девушку в тупик ее же метафорой и, значит, я все-таки не дебил.

Возвращаюсь к описанному выше случаю. Маме пришлось приехать, чтобы освободить меня из тюрьмы, но это произошло не сразу, так что к тому времени мои джинсы просохли. Правда, еще до этого я успел натереть себе мокрыми джинсами бедра, так как непрерывно ходил взад-вперед, пока был в заключении.

В моей камере сидел интересный пуэрториканец, намазанный косметикой. Когда копы за нами не наблюдали, он посылал мне воздушные поцелуи и обещал «зарезать небольно». Что он пуэрториканец, я понял потому, что у него на футболке было написано: «пуэрториканцы трахаются лучше». Хотя, возможно, он не был пуэрториканцем, а просто любил заниматься сексом с пуэрториканцами. Как бы то ни было, это было интересно, и я записал это.

Когда меня отдали маме на поруки и она отвезла меня домой, она сказала, что мне, возможно, лучше удовлетворять себя самому, то есть, как иногда говорят, заниматься онанизмом, пусть даже Католическая церковь считает это грехом. Она не сердилась на меня всерьез за то, что меня арестовали, особенно после того, как я рассказал ей, как это произошло – как эта женщина в розовом парике, в сущности, выпрыгнула из какого-то переулка и, не успел я что-либо сообразить, как она начала тереться о мою ногу. Мама кивнула и сказала, что должна была бы объяснить мне насчет самоудовлетворения прежде, чем все это случилось, но такие разговоры обычно ведут отцы, а мой отец умер, когда было еще слишком рано говорить со мной о сексе, так что это не ее вина.

В ту ночь мама пришла ко мне в комнату, села на край моей постели, как делала, когда я был маленьким, указала на распятие, висевшее у меня над головой (ее подарок к моей конфирмации), и сказала:

– Этот парень водился с проститутками. И его тоже арестовали. Так что ты попал в хорошую компанию, Бартоломью. Не слишком переживай из-за всего этого, ладно?

Я ничего не ответил, и она добавила:

– Жаль, что тебе не попалась Вивьен Уорд вместо этого переодетого копа.

Она имела в виду женщину, которую играла Джулия Робертс в «Красотке», ну, Вы-то знаете.

– Но я хочу большего, я хочу, чтобы сбылась сказка, – сказала она точно так же, как Джулия Робертс сказала Вам в фильме. – Я хочу, чтобы она сбылась для тебя. У меня самой ничего не получилось, так пускай получится у тебя. Ты только верь в сказку, ладно? И верь, что даже у некоторых проституток доброе сердце. Верь в это или даже притворись, что веришь!

Не знаю почему – может быть, потому, что мама всегда связывала столько надежд со мной, а я никак не мог подтвердить ее дерзкие подозрения относительно ее единственного сына, – но мне пришлось отвернуться от нее. Я почувствовал, что вот-вот расплачусь, в глубине глаз что-то давило. Мама провела рукой несколько раз сквозь мои волосы, как она делала, когда я был маленьким. И хотя я слишком уже вырос для того, чтобы меня убаюкивали таким образом, это было приятно. Маленький сердитый человечек у меня в желудке уснул. Очевидно, ее рука в эту ночь была способна творить чудеса.

– Я очень хочу, чтобы у тебя сбылась сказка, мой дорогой доверчивый мальчик, – повторила она и, выключив свет, вышла из комнаты.

Моего отца, по всей вероятности, убили куклуксклановцы, которые ненавидели католиков, и я его совсем не помню. Теперь уже забыли, что когда-то куклуксклановцы ненавидели католиков не меньше, чем черных или евреев. Мама сказала, что из-за священников-педофилов людей больше не волнует, если кто-то ненавидит католиков, и никто не задумывается о том, что куклуксклановцы, возможно, продолжают их ненавидеть. Еще она сказала, что если священники будут по-прежнему приставать к маленьким мальчикам, то рейтинг у Католической церкви там, на небесах, будет даже ниже, чем у ку-клукс-клана. Она считала, что именно поэтому убийц моего отца не искали и газеты об этом даже не стали писать, так что неудивительно, что я не смог ничего найти об этом в библиотеке.

– Когда-то католикам приходилось очень несладко в этой стране, – говорила мама, когда я был еще маленьким. – Твой отец был добрым католиком, но однажды вышел купить пачку сигарет – и больше его не видели. В полиции сказали, что он бросил нас и завел другую семью в Монреале, откуда он родом, но мы-то знаем правду.

Так что мама старалась, как могла, и нельзя обвинять ее в том, что меня арестовали. Однажды я спросил ее, был ли отец тоже выдумщиком, и она ответила, что был. По-видимому, он во многом был похож на меня.

Но почему отец не смог подарить маме сказку?

Почему большинство людей не могут сделать это друг для друга?

Вы не знаете, Ричард Гир?

Может быть, работа в кино научила Вас этому?