Лили и осьминог - Стивен Роули Страница 6

Лили берет со стола маленький красный дощатый отель, жует, оставляя отметины нескольких зубов, и выплевывает его на железную дорогу. Обычно я не разрешаю ей, но она очень осторожна и жует только слегка.

– Нет. Не совсем так, – возражаю я, и она удивленно смотрит на меня.

Как любой добросовестный усыновитель, я постоянно пичкал ее бредовыми объяснениями: родным маме с папой, у которых появляется ребенок, приходится терпеть его любого, каким бы он ни был. А усыновители выбирают себе ребенка, поэтому любят его гораздо больше. Само собой, обычно это наглая ложь. Усыновителям приходится мчаться на зов, куда бы и когда бы их ни вызвали, в итоге ребенок достается им так же случайно, как родным родителям.

– Не совсем?! – обиженно повторяет Лили.

– Нет, – подтверждаю я, потому что это правда. И выдерживаю драматическую паузу. – Вообще-то это ты выбрала меня.

И вправду она. Пока Гарри, Келли и Рита затеяли игру, резвились и кувыркались, Лили отделилась от остальных и заковыляла туда, где стоял я, беседуя с хозяйкой, которая их вырастила.

– Мальчика я подумывала оставить себе – если, конечно, у вас нет на него планов. Он бойкий, но думаю, мы сможем подготовить его для выставок.

Я не задумывался, кого хочу – мальчика или девочку. И не хотел показаться сексистом и не понравиться женщине, от которой одной зависело, увезу я сегодня домой щенка или нет. Поэтому я сказал:

– Нет, я с удовольствием выберу одну из девочек.

Я повернулся к щенкам, высматривая среди них девочек, и понял, что не могу отличить их от мальчика. Конечно, можно было бы просто брать каждого на руки и осторожно определять на ощупь, но я решил, что показаться извращенцем – это еще хуже, чем сексистом.

И тут я заметил, как щенок, который вскоре стал Лили, грызет мой шнурок. Она отпустила его, перехватила с другой стороны и тянула, пока не развязала полностью.

– Привет… – я наклонился и сумел осмотреть ее, –..девочка.

– А, она у нас заморыш – вот эта самая, – бросила хозяйка почти пренебрежительно.

Я подхватил заморыша, и она уткнулась мне снизу в подбородок, а хвостик завилял, как маятник самых маленьких и хрупких в мире стоячих часов.

– Я Эдвард. Все зовут меня Тед, – прошептал я ей на ухо, прижавшись собственным ухом к ее макушке. И впервые услышал, как она говорит:

ВОТ! ТЕПЕРЬ! Я! ДОМА!

И это была правда.

– Я выбираю вот эту, – сказал я хозяйке.

– Можете выбрать любого щенка. Даже мальчика, если хотите. Мне кажется, эта для выставок не годится.

– Я и не собирался выставлять ее. Так что я сделал выбор.

На секунду я испугался, что она попытается отговорить меня брать этого щенка. Она посмотрела, как бережно я прижимаю к себе заморыша, и ее лицо вдруг смягчилось, на нем появилась улыбка. Я задумался: неужели это не просто облегчение оттого, что она отделалась от заморыша и теперь может поднять цену на остальной безупречный выводок?

– Похоже, это она вас выбрала, – она помолчала и добавила: – Так, наверное, и надо, – она договорила с кривоватой улыбкой автомобильного дилера, который только что сбыл клиенту ржавую колымагу почти по полной стоимости.

Сидя над доской для «Монополии», я рассказываю эту историю Лили, и она остается довольной. Даже растроганной. Я улыбаюсь ей, но смотрю при этом в сторону, чтобы не видеть осьминога. Лили трясет головой, ее уши хлопают, слышится знакомый звон ошейника и жетона на нем, от которого комната словно оживает. Только после того, как она успокаивается, я замечаю, что вцепился в свой стул побелевшими от напряжения пальцами. Наверное, надеялся, что такой яростной тряски осьминог не выдержит, разожмет щупальцы, пролетит через всю комнату, влепится в стену и мгновенно испустит дух.

Впервые за сегодня я смотрю на Лили в упор и вижу, что осьминог все на том же месте и держится крепко, как всегда, только вдобавок (я не шучу!) сукин сын ухмыляется мне.

Ах ты ж сволочь.

Лили недоуменно смотрит на меня.

– Что?

Я стараюсь взять себя в руки быстро, как только могу.

– Твой ход, – заявляю я, надеясь снова втянуть ее в игру.

– Нет, не мой.

– Твой. У тебя выпало две четверки, значит, тебе снова бросать кость. Хочешь, брошу за тебя?

– А разве похоже, что у меня вдруг выросли руки? – Сарказму она научилась у меня, и если раньше я этим гордился, то теперь он меня покоробил.

Я бросаю кость. Две двойки. Несколько долгих секунд мы с Лили смотрим друг на друга – мы оба знаем, что это означает. Я нехотя беру ее боевой корабль и переставляю его в тюрьму.

Суббота, конец дня

Бывает время, когда Лос-Анджелес кажется самым волшебным городом Земли. Когда ветер Санта-Ана проносится над ним и воздух становится теплым и немыслимо чистым. Когда на деревьях жакаранды распускаются удивительно яркие лилово-сиреневые цветы. Когда океан искрится теплым февральским днем, и чувствуешь скольжение мелких песчинок между босыми пальцами ног, пока вся остальная страна ежится под одеялами, шумно прихлебывая горячий суп. А в остальное время – например, когда с жакаранды призрачным лиловым дождем осыпаются увядшие бутоны, – Лос-Анджелес ощущается как мечта, которая сбылась лишь наполовину. Может, как город, основанный в начале семидесятых как торговый центр, и не имеющий реальной причины для существования. Запоздалая идея, пришедшая в голову архитектору другого города, получше. Место развлечения, предназначенное только для того, чтобы симпатичные люди ели там дорогущие салаты.

Я пролистываю все меню этих салатов, ошеломленный его абсурдностью. Хочу ли я зелень с заправкой и маринованной спаржевой фасолью? Пожалуй, мне бы лучше пассерованной свеклы с цикорием. Или уж отважиться на гватемальский салат из пятидесяти ингредиентов? Вот такой вот он – город, в котором я живу. Могу я хотя бы перечислить все пятьдесят ингредиентов в этом салате? Я в нерешительности поджимаю губы. Они пересохли.

– Кажется, я подсел на бальзам для губ, – я поднимаю голову. Неужели я произнес это вслух?

– Как можно подсесть на бальзам для губ? – спрашивает он, залпом допивая остатки своей порции. На лбу выступил пот, но вряд ли он нервничает. Просто из тех парней, которые обильно потеют.

– Однажды я слышал от кого-то, что в бальзам для губ добавляют незначительное количество молотого стекла. Так на него и подсаживаются. Эти мелкие осколки стекла образуют на губах сотни микроскопических порезов, от этого губы сохнут, в итоге тебе снова… требуется бальзам для губ. Однажды я тщательно изучил этикетку – думал, увижу, что вдобавок к 44 % вазелина, 1,5 % падимата, 1 % ланолина и 0,5 % цетилового спирта на ней значатся, допустим, 4,5 % битого стекла. Но не увидел.

Он ошеломленно глазеет на меня. Не зная, что еще предпринять, я продолжаю: