Под лапой. Исповедь кошатника - Том Кокс Страница 6

Мы думали, что после смерти Монти Слинк выберется из своей скорлупы, но этого не произошло; впрочем, и отец, которому она, такая непохожая на Монти, все время напоминала о потере любимца, не способствовал укреплению нервов Слинк: он топал ногами и вопил каждый раз, когда она забиралась под его кресло. Я понимал, что приложил недостаточно усилий, чтобы сблизиться со Слинк, и наши отношения в итоге свелись вот к чему: я без особой надежды протягивал руку, а она внезапно скрывалась под диваном, где мурчала от ярости.

Я убеждал себя, что такой расклад меня устраивает: бурная светская жизнь, хорошая работа и кошка. Хотя она была, судя по всему, психически неуравновешенной и едва помнила, кто я такой, я все равно навещал ее почти каждый месяц. Однако когда летом 2000 года я переехал из (окраин) Крауч-Энда на севере Лондона в (окраины) Блэкхит, что в полном зелени южном Лондоне, перестал налегать на пиво, выспался и начал проводить больше времени дома, то понял, что лишь прятал свою любовь к кошкам в тесном шкафу: можно подпереть створки, но рано или поздно чувства выберутся наружу с новой силой.

Итак, содержимое шкафа вывалилось, что было неизбежно, и богемных, прожигающих жизнь ребят, с которыми я в то время общался, это шокировало: они-то думали, что главная любовь моей жизни – это банка «Будвайзера» или блюз-рок-группа «Fleetweed Mac». Даже давним знакомым, типа совершенно равнодушного к животным Нереального Эда, не приходилось прежде пересекаться с «кошачьей стороной» моей личности. Мне было двадцать пять лет, и кошатников среди моих друзей мужского пола можно было пересчитать по пальцам… по одному пальцу ^[7]. И пусть мы вступали в дивную новую эпоху мужчин, где главными, раздутыми до предела темами стали сыворотка для волос, отшелушивающий скраб для лица и Джордж Клуни, для длинноволосых парней, что вращались в известных своей андрогинностью музыкальных кругах, было дикостью увидеть, как их коллега дружит с котом. Могу себе представить, насколько это странно: идешь себе по дороге, ведешь вполне нормальную беседу с человеком, у которого вроде бы простые понятия о жизни, и вдруг он срывается с места, бежит через дорогу за каким-то комком шерсти и вообще ведет себя так, будто ему пересадили мозг неряшливой семидесятидвухлетней вдовы. Но что тут такого? Как по мне, так в Лондоне столько мерзостей, что, когда к тебе подходит прекрасное существо с блестящей шерсткой и тыкается в руку холодным носиком, только приятно остановиться на пару мгновений и порадоваться тому, что оно просто есть.

Как ни странно, с противоположным полом ситуация складывалась ненамного лучше. Можно подумать, что мужчина, которого привлекают кошатницы, – это все равно что женщина, которой нравятся одержимые футболом и пускающие газы парни. Однако все девушки, которыми я увлекался, либо испытывали к моим любимым животным полное безразличие, либо страдали аллергией на шерсть. Видели бы вы мою последнюю подружку: у той глаза едва не выскакивали из орбит при одном только упоминании Общества защиты животных. Хотя мы пытались делать вид, будто в нашем ноттингемском домике отлично живется и без кошек, мне стало ясно, что наши отношения зайдут в тупик, когда я начал завоевывать внимание соседского кота Чарли, черно-белого и носатого, подкармливая его мяском из местного гастронома. Если в разгар горячего спора с вечно шумящими соседями вы все равно угощаете колбасками их мурлыку, значит, вам явно не хватает кошачьего внимания. Представляю, что говорили своим парням, любителям бульварных газет, эти две девчонки, которые без конца врубали на всю громкость «Музыка звучит лучше с тобой» группы «Stardust»: «Этот странный сосед подозрительно любит нашего кота!» Кота, который своих хозяек вообще мало интересовал.

Ди была совершенно другой.

Думаю, я понял, что она та самая, еще до нашей прогулки по южному Лондону, но встреча с рыжим здоровяком тем сентябрьским вечером подтвердила мои догадки. Не помню, по какой именно улице мы шли через район Блэкхит, однако никогда не забуду, как почувствовал ее одобрение, когда я взял котяру на руки. Ди не задергалась и не стала в позу, а начала на пару со мной расхваливать Его лохматое величество.

Целый год мы с Ди пересекались то на вечеринках, то на концертах, то в офисах: мы бывали в одних и тех же местах, у нас было много общих знакомых, но мы постоянно упускали шанс познакомиться. Как только это случилось, мы сразу же сблизились. Ди, такая умная, забавная и красивая, просто поразила меня. Приятным бонусом оказались схожие вкусы в кино, книгах и музыке, а еще – невероятно! – она оказалась кошатницей. Более того, у нее жили два кота.

– Правда, они меня терпеть не могут, – сказала Ди, почесывая загривок рыжего толстяка. – Один в особенности. Он прямо-таки злой гений: одного взгляда достаточно, чтобы понять – замышляется мое убийство.

Рыжий толстяк едва не таял в руках Ди и был готов на все – хоть бегать за мячиком по парку в южном Лондоне, так что она явно преувеличивала. Заядлый кошатник, я понимал, каково это – чувствовать, что животное относится к тебе пренебрежительно. Жить с кошками – все равно что прийти на крутую вечеринку и общаться со знаменитостями, обладателями хищного взгляда и завышенной самооценки. По этим глазам было понятно: собеседник в любой момент променяет вас на вкусный бутерброд или разговор с бывшей звездой дневного телешоу. Высокомерные взгляды, смена настроения, а то и полное безразличие… со временем ко всему этому привыкаешь. И хотя хвастаться нехорошо, я был уверен, что все проблемы Ди решатся, как только я очарую ее котов. Десятикилограммовые рыжие бандиты из Блэкхита не мурчат на плече у каждого прохожего: для этого требуется редкое сочетание хитрости, терпения, напускной беззаботности и чутья – эти качества я выработал в компании как моих кошек, так и множества мурлык бесконечных родственников, друзей, врагов и равнодушных незнакомцев.

Тем не менее Ди настаивала на своем. Мы стали проводить все больше времени вместе, и она все больше жаловалась на предательства Медведя, старшего из ее котов.

Жизнь Медведя была полна трудностей. Владелец одного зоомагазина на юго-востоке Лондона нашел его на обочине шоссе М23 – в полиэтиленовом пакете вместе с шестью братьями и сестрами. Когда Ди принесла это крошечное черное тельце домой, Медведь три раза – безуспешно – пытался выскочить в закрытое окно, после чего с сердитым видом забился под диван, где и просидел следующие четырнадцать часов – Ди ничего не могла поделать. Не считая неохотно подставленного для почеса уха (уха Медведя, а не Ди), первые признаки привязанности кот проявил лишь неделю спустя, и то, к удивлению Ди, объектом своей любви он выбрал ее друга Нила, который одевался в готическом стиле и красил глаза, а в свободное время переписывал фразы с надгробий или, закрывшись у себя в комнате, сочинял стихи, стуча по пишущей машинке 1950-х годов.