Попугай в медвежьей берлоге - Максим Матковский Страница 6

– Могу я принять заказ? – спросил официант.

Лена заказала кофе, я ограничился стаканом разливного пива за 75 гривен. Немного выпив, я приспустил галстук и расстегнул две верхние пуговицы на рубашке. Настроение улучшилось.

– Где ты сейчас? – спросила Лена.

– Где? В нефтяной компании… контракты, договоры, постоянно по командировкам мотаюсь… столько работы, что и…

– А платят как? Нормально?

– Нормально? – усмехнулся я. – Зарплата такая, что квартиру трехкомнатную в центре снимаю. И машину купил. И на дачу вот собираю…

– А где квартиру снимаешь? – спросила Лена.

– Где-где… здесь через дорогу… вон видишь балкон? – Я ткнул пальцем в окно на жилые квартиры над музеем в здании напротив.

– Сколько комнат?

– Как сколько… три, разумеется. Тесновато, конечно, но на первое время сойдет.

– Ничего себе… – задумчиво сказала Лена. Она стала меня как-то по-другому рассматривать. – Каким ты стал… молодец… Ты таким мне раньше не казался…

– А каким я казался?

– Ну, ты всегда зубрил там свой арабский язык… ходил весь такой тихоня, постоянно сам…

– Слушай, – сказал я. – Может, мы вина возьмем? Выпьем бутылочку за встречу, а?

– Ну, не знаю, – засомневалась Лена. – Тут вино дорогое…

– О, за это не переживай… угощаю!

– Правда?

– Мне не тяжело. Я сегодня как раз получку забрал и все равно планировал где-нибудь посидеть. Знаешь, сколько получил? Пятьдесят тысяч гривен…

– Сколько?! – спросила Лена и поперхнулась.

Я махнул рукой, мол, лучше тебе, женщина, об этом и не думать. Вдруг в обморок свалишься, мало ли?

На вопрос официанта, какое вино нам принести, я ответил, что полусладкое из дорогих грузинских, да поживее, и опять брезгливо махнул рукой. Мол, каждый день здесь отдыхаю, а он, полудурок, до сих пор не запомнил мои предпочтения.

Когда официант принес вино и начал разливать его по бокалам, я заметил в другом зале ресторана, более тесном и интимном, преподавателя японского языка. Толстощекого баловня судьбы тридцати лет, он сидел с двумя молоденькими студентками необычайной красоты. Они флиртовали и тоже что-то выпивали. Преподаватель японского языка слабо разбирался в грамматике, у преподавателя японского языка было скверное произношение и скудный словарный запас, за частные уроки он брал только долларами, взятки он брал как деньгами, так и элитным алкоголем, преподаватель японского языка имел свой личный кабинет на первом этаже Института филологии и имел дочку декана – прыщавую уродливую бабенку.

Вот в чем его секрет: дочь декана была настолько страшной, что даже самые изворотливые и расчетливые сукины дети не рисковали к ней подкатить, а он подкатил, и, естественно, она ответила взаимностью, декан был не против! О нет, он только обрадовался, что удалось эту страхолюдину хоть кому-то сбагрить. Поэтому декан и закрывал глаза абсолютно на любые фокусы горе-жениха. Хоть взятки, хоть шуры-муры со студентками, только бы он не бросил его одушевленное бревно. И не думайте, что я какой-то там переборчивый касательно женщин и сужу людей исключительно по внешнему облику. Вовсе нет. Уверяю, если бы вы увидели дочь декана при свете дня, а не в филологическом мраке института, то бежали бы без оглядки несколько суток, а потом сели бы на поезд и ехали бы три недели, а после еще два месяца плыли бы на пароходе, пересели бы на самолет, а потом на ракету! До чего страшный человек! Двухнедельный утопленник, облепленный жабами, – и тот красивее.

Пока Лена что-то там болтала, я представлял, как преподаватель японского языка ложится с дочерью декана в кровать, как он затыкает нос и зажмуривает глаза, как ее руки, напоминающие пакостные болотные растения, шарят по его спине.

Теперь-то спустя несколько лет размышлений до меня дошло, почему в институте царит мрак!

К вину принесли закуску.

– Я встречалась с Сашкой месяц назад, – сказала Лена (Сашка – наш однокурсник).

– И как он?

– Нормально, работает менеджером.

– И что втюхивает? – с усмешкой спросил я.

– Продает натяжные потолки вроде.

– Ооой, – выдохнул я. – Зачем тогда было учиться пять лет? Не понимаю таких людей.

– Сашка мне сказал, что ты преподаешь в КИМО на полставки…

– Чушь! – излишне громко выкрикнул я, чем привлек ненужное внимание посетителей и персонала.

– Но он сказал, что ты…

– Вранье! Сашка всю жизнь был треплом… треплом и пьяницей! У него вечно изо рта несет, он даже зубы не может почистить!

– Так ты не преподаешь? – спросила Лена.

– Преподавать?! Ха-ха! У меня нет на это времени. За копейки горбатиться. Дебилов учить… кому это надо?

Выпив два бокала вина, Лена немного раскраснелась и схватила меня за руку.

– Я в больнице две недели лежала, – сообщила она доверительным тоном. – Так тяжело было. Думала, я там кончусь.

– Две недели? А что случилось? Что-то серьезное?

– Имплантаты ставила.

– Куда?

– В грудь.

– И как ты себя чувствуешь? Я имею в виду, они ощущаются, мешают?

– Нет, я их вообще не замечаю.

– А какой теперь размер?

– Третий.

– А был какой?

– Второй. Хочешь потрогать? – И, не дождавшись ответа, она чуть подалась вперед и приложила мою ладонь к своей левой груди.

У меня сперло дыхание, запрыгала печень и застучало в висках.

– Ну, как тебе? – спросила Лена.

– Неплохо, – ответил я, с трудом скрывая волнение. – Действительно неплохо…

(Сам-то я женские груди последний раз трогал пять лет назад на школьном выпускном, и груди эти были сморщенными и обвисшими, и вокруг сосков росли длинные черные волоски, и груди эти принадлежали пьяной, уснувшей в гардеробной учительнице пения!)

– Мне очень нравится, как доктор все сделал. Настоящий профессионал, – сказала Лена.

– Да-да, слушай, а может, потом ко мне пойдем? Домой? Посидим еще? Выпьем? – спросил я.

– К тебе через дорогу?

– Ну, да.

– Можно, – согласилась она.

Наконец, я дождался, пока Лена отойдет в дамскую комнату, обнял свой дешевый дерматиновый портфельчик и незаметно для всех выскользнул на улицу в дождь.