За стеклом - Мэтт Уаймен Страница 6

— Ты пьешь растворимый кофе? — спросил меня брат, занеся полную ложку порошка над первой из трех чашек. У нас есть еще десять минут, а потом мне нужно будет уйти.

Признаться, я надеялась, что два чемодана, несшие караул под дверью, намекнут Павлову, что я, вообще-то, отнюдь никуда не спешу. Так или иначе, я согласилась на растворимый кофе. Решила еще немного потянуть время, а уж потом переходить в атаку.

— Куда ты собрался? — поинтересовалась я невинным тоном.

— На фотосессию. Редактор хочет, чтобы на моей страничке появился свежий снимок.

Павлов перестал ковырять ложкой в банке и украдкой метнул на меня взгляд, поджидая реакцию. Я постаралась изобразить полный восторг. В отличие от Слима, шагнувшего в кухню с вопросом:

— Как, в этой мерзкой рубашке?

На моем братце была ядовито-оранжевая сорочка с пуговицами сверху донизу. Он весьма неохотно подтвердил, что именно в таком виде и собирается фотографироваться. Слим втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы, Павлов скрипнул своими. Я же не могла отделаться от навязчивого впечатления: насколько дикий диссонанс между цветом рубашки моего брата и зелеными клетками линолеума под его ногами. Даже обрамлявший рубашку дверной проем не мог вобрать в себя исходившее от нее сияние.

— Как человек, повернутый на текстильных мотивах с пальмами и пеликанами, — сделал выпад мой брат. — ты едва ли посмеешь критиковать мой выбор.

Пожав плечами, Слим сдался:

— Мое дело — предупредить.

— Значит, тебе чем-то не нравится рубашка?

— Лично мне она до лампочки, но за твоих читательниц не поручусь.

— Не понял? — сбавил обороты Павлов.

— По-моему, тебе нужна домашняя куртка.

— Чего?

— Удобная бархатная куртка и огромный бокал бренди, который ты сможешь пролить на тапочки.

Слим тайком подмигнул мне, от чего я порозовела. Не до такой степени, однако, как Павлов, который швырнул чайную ложечку в раковину и потребовал выражаться яснее.

— Все дело в ауре, которую ты должен распространять, — пояснил Слим. — Ты ведь хочешь создать образ жреца любви, так ведь?

— Мне платят за то, чтобы я раскрывал особенности мужского подхода к романтическим отношениям. В общем, да.

— И ты должен олицетворять опыт и эрудицию?

Мой брат спрятал ладони в карманах, скромным кивком подтвердив справедливость предположения.

— Ну так постарайся хотя бы выглядеть, как ветеран интрижек и виртуоз постельных игр! Ловелас, меняющий женщин, как перчатки!

Я подавила смешок, надеясь, что высказывания Слима не испортят Павлову настроения, что было бы для меня крайне нежелательно.

— Помяни мои слова, — между тем продолжал Слим, — если фотограф щелкнет тебя в этой мандариновой тряпке, дамы усомнятся в остальных твоих достоинствах.

— Это не мандариновый оттенок.

— По мне, так он просто вопиет о распродаже на овощном рынке.

— Приглядись получше: это персиковый цвет.

— Какая разница? — резонно парировал Слим. — Фрукт есть фрукт.

Брат спросил, насыпать ли мне сахару. Он явно был уязвлен, хотя и делал вид, будто Слим неожиданно нас покинул.

— Спасибо, мне только молока, — ответила я и взмолилась, чтобы мой голос не дрогнул, когда я начну заверять брата, что он выглядит прекрасно. Лишь когда он отвернулся к холодильнику, я смогла обменяться взглядами с его соседом.

— Не пойму, как его только взяли в журнал? — сказала я одними губами.

Павлов держался на своем посту лет пять, заполучив его уже через неделю после прибытия в Лондон. Никаких собеседований или конкурсов, ничего подобного, он просто зашел спросить, не нужен ли журналу сортировщик писем, а редактор вдруг разразился потоком слез. Несчастная любовь или что-то в этом роде. А Павлов оказался тут как тут, с сухой жилеткой наготове, чтобы предложить поддержку и участие. Не побоялся даже испортить свою лучшую рубашку.

— В этих журналах, — объяснил Слим, — все решается просто: надо только переспать с нужным человеком.

Мой брат отвернулся от разделочной доски и протянул мне исходящую паром кружку.

— Между прочим, наш редактор — мужчина.

— Я в курсе, — ответил Слим, потянувшись за своей порцией кофе.

Слим понравился мне не только тем, что умел урезонить Павлова. Пока мы смаковали кофе, он достал миниатюрный скейтборд, не более трех дюймов в длину, и двумя пальцами начал катать его по столешнице. Игрушка для людей достаточно взрослых и умных, чтобы понимать, как нелепо они будут выглядеть на настоящем скейте. То, как Слим катал ее взад-вперед, свидетельствовало о ловкости его пальцев. Кроме того, в его пользу говорило и то, что он принял мою сторону в обсуждении моей же просьбы о временном ночлеге. Я нуждалась в крыше над головой, но не надолго — всего на недельку.

— Без адреса, по которому люди могли бы со мною связаться, я ни за что не смогу устроиться на работу, — объясняла я. — А без работы мне не удастся найти жилье. В результате мне ничего не останется, кроме как выйти на панель. «Мы удовлетворим любые ваши фантазии» — как пишут на рекламных листовках, разбросанных по телефонным будкам.

Павлов слушал не моргая, но, к моему удивлению, остался равнодушен к мольбе о помощи.

— Прости, Циско, но здесь всего две спальни. Рад бы помочь, но не могу. Что тут еще скажешь?

Сидевший напротив Слим прекратил барабанить пальцами по игрушке.

— Скажи: «Хорошо». Скажи: «Мы будем рады». Скажи: «Гостиная в полном твоем распоряжении, пользуйся сколько нужно».

— Но мы же нарушим условия аренды, — возразил Павлов. — Ты не хуже меня знаешь о запрете сдавать жилплощадь посторонним. Стоит Картье пронюхать, и мы втроем окажемся на улице.

— Прошу тебя, Павлов! Мне некуда больше идти.

— Циско, это твои проблемы.

— Отличный совет для колонки напутствий подросткам, — хмыкнул Слим и уверил меня, что я могу спать на диване. — Хозяин дома живет далеко, на побережье. Он даже не узнает, что у нас кто-то гостит.

— Диван не годится, — сказал Павлов.

Мы со Слимом повернулись к нему.

— Это почему? — переспросил Слим, на миг отдернув пальцы от скейта.

Мой брат разглядывал осадок в кружке, будто рассчитывая прочесть там подходящий ответ, после чего выдавил, что пара пружин в недрах дивана, увы, просели.

— Ерунда, — вставила я, — меня это не пугает.

По ту сторону стола Павлов, похоже, оказался в тупике. Его взгляд потускнел, и я вдруг поняла, отчего он не хочет, чтобы я оставалась в этом доме.

— Не переживай, — я пожирала брата взглядом в основном потому, что не могла заставить себя повернуться к Слиму. — Это все мелочи жизни.