Все четыре стороны. Книга 1. По рельсам, поперек континентов - Пол Теру Страница 6

Деревушка оказалась крохотная: церковь, неширокая главная улица, усадебный дом да несколько магазинов. Атмосфера монотонной сельской жизни, однообразная, как гудение шмеля, медлительно перелетающего с цветка на цветок. Сюда никто никогда не приезжает; люди только уезжают и не возвращаются.

На улице мне попался человек.

— Извините, вы случайно не знаете мистера Даффила?

— А вон — магазин на углу, — кивнул он.

Вывеска гласила: «СКОБЯНЫЕ ТОВАРЫ ДАФФИЛА». Но дверь была заперта. В витрине белела картонка с надписью: «Уехал на отдых».

— Проклятье, — сказал я вслух.

Мимо шла дама. Увидев, что я расстроен, она поинтересовалась, не нужно ли мне показать дорогу. Я сказал, что ищу мистера Даффила.

— Он будет только через неделю, — ответила она.

— Куда он теперь уехал? — спросил я. — Надеюсь, не в Стамбул?

— Вам нужен… Ричард Даффил? — спросила она.

— Да, — подтвердил я.

Она закрыла лицо рукой, и, прежде чем она заговорила, я догадался, что его нет в живых.

— Его звали Ричард Катберт Даффил. Он был чрезвычайно неординарный человек, — рассказала миссис Даффил, жена его брата Джека. Жила она в Глиндборне, в коттедже прямо за погостом. Она не спросила, кто я такой. Ей показалось совершенно естественным, что кто-то наводит справки о жизни этого странного человека, умершего двумя годами раньше в возрасте семидесяти девяти лет. Он был ровесник века — когда он отстал от «Восточного экспресса» в Домодоссоле, ему было семьдесят три. Миссис Даффил спросила:

— Вы знаете, какую увлекательную жизнь он прожил?

— Я о нем вообще ничего не знаю, — ответил я, ничуть не лукавя. Тогда я знал только его имя и местожительство.

— Он из Барроу — тут и родился, в флигеле Холла. Холл — это такая усадьба была. Отец Ричарда работал садовником, а мать горничной. Это же было в старые времена, когда еще держали прислугу. Мистер Апплеби, хозяин Холла, владел всей округой, ну, а Даффилы, конечно, были простые слуги, совсем небогатые…

Но Ричард Даффил был блестяще одарен. Закончив в одиннадцать лет местную начальную школу он, воодушевляемый ее директором, продолжил образование в реальном училище в Гулле. У него оказались замечательные способности к математике, но и иностранные языки ему легко давались. Еще в Гулле, подростком он выучил французский, латынь, немецкий, русский и испанский. Но в двенадцать лет он потерял отца и замкнулся в себе. Мистер Апплеби принимал участие в судьбе мальчика, но тот предпочитал просто сидеть дома — читал, делал уроки, либо совершал Долгие пешие прогулки в одиночестве.

На досуге он много купался. Плавал отлично, и однажды благодаря этому прославился. Как-то летом в 1917 году он пошел купаться с приятелями на карьер, прозванный «Кирпичные Ямы». Вдруг один из ребят, некто Хаусон, начал барахтаться, вскрикнул и исчез в мутной воде. Даффил несколько раз нырял, пока не вытащил Хаусона на поверхность и не дотащил до берега. Спустя несколько дней в гулльской газете появилась заметка под названием «Отважный поступок юноши из Барроу».

Даффил был бойскаутом, и организация удостоила его награды — Серебряного креста за храбрость. Впервые в истории этот орден получил скаут из Линкольншира. Через несколько месяцев «Фонд Героев» Эндрю Карнеги вручил Даффилу серебряные часы «за благородство» и некую сумму — «пособие нахальнейшее образование и устройство в жизни».

В 1919 году он — совсем еще мальчик, свободно владеющий полудюжиной языков, — поступил на службу в аппарат Межсоюзнической комиссии Антанты по вопросам плебисцита и был командирован в город Алленштейн [11], относившийся тогда к Восточной Пруссии. Нужно было разбираться с последствиями Первой мировой войны: решать судьбу военнопленных, обеспечивать работу Особого суда. В последующие несколько лет Даффил выполнял те же обязанности в Клагенфурте (Австрия) и Оппельне (он же Ополе — это город в Верхней Силезии, ныне входящей в состав Польши). Затем перебрался в Берлин, устроившись работать в знаменитую международную аудиторскую фирму «Прайс Уотерхаус». В Берлине Даффил провел десять лет, но в 1935-м неожиданно уволился и уехал — практически сбежал, как уверяли некоторые, — в Англию.

Он придерживался левых убеждений. Берлинские друзья подозревали, что он собирает информацию для британской разведки. («Нельзя было не чувствовать, что из него вышел бы идеальный агент», — сказал мне один из старых приятелей Даффила). Как бы то ни было, его внезапный отьезд расценили как бегство от германской контрразведки или штурмовиков. Но он благополучно вернулся на родину и даже сумел вывезти из Германии весь свой капитал («На редкость отчаянный и ловкий трюк, — сказал мне другой его приятель. — Состояние у него было немаленькое»).

По догадкам знакомых, после этого у него, возможно, случился нервный срыв. Целый год о Даффиле не было ни слуху, ни духу, но в 1936-м он вновь всплыл уже в качестве главного бухгалтера одной американской киностудии. В рекомендательном письме, выданном ему через два года, упоминалось, что Даффил «досконально знает различные аспекты кинопроизводства». С 39-го по 45-й — опять лакуна, определенно связанная с войной, — но где, собственно, обретался Даффил? Этого мне никто не смог сказать. Его брат заметил: «Ричард никогда не говорил с нами ни о своей работе, ни о путешествиях по миру».

В конце 40-х он, по-видимому, вернулся в «Прайс Уотерхаус» и объездил всю Европу, побывал в Турции и Египте, вновь повидал Германию, посетил Швецию и Россию («лидеров этих стран он ценил чрезвычайно высоко»).

Уйдя на пенсию, он продолжал путешествовать. Женат никогда не был. Всю жизнь прожил один. Но любительские фотокарточки, которые он хранил, свидетельствуют, что одевался он с форсом: жилет, брюки-гольф, кашемировое пальто, фетровая шляпа, галстук с булавкой. Щеголям свойственно напяливать на себя много всего лишнего. Судя по фотографиям, Даффил этим тоже грешил; а на голове у него непременно красовалась шляпа.

Мне сказали, что он носил парик, похожий на вязаный половик и топорщившийся на затылке, потому что когда-то перенес трепанацию черепа. «Ему доводилось играть в теннис в Каире». Он ездил туристом в Восточную Европу — отдыхал на социалистический манер. Ненавидел Гитлера. По словам одного из его старых друзей, он был человек мистического склада: увлекся учением Гурджиева, сблизился с крупным специалистом по этой части Джоном Годолфином Беннетом. «Через некоторое время Ричард безумно заинтересовался дервишами, — рассказала мне вдова Беннета. — Вот зачем Даффил ехал в Стамбул, — пояснила она. — Чтобы возобновить знакомство с кружащимися дервишами!»

Но больше всего мне хотелось знать, что с ним сталось после того, как «Восточный экспресс» отошел от перрона в Домодоссоле.

Он вышел из вагона на станции, — сказала миссис Даффил. — На какой, он мне не говорил. Багаж оставил в купе. А поезд вдруг отправился. Он спросил, когда будет следующий. Сказали, в пять. Он подумал: «Ничего, всего-то несколько часов». Но он неправильно понял: думал, речь идет о пяти часах вечера, а они имели в виду пять утра — завтрашний день. Он всю ночь промучался, а на следующий день доехал… какой это был город? Венеция? — Значит, доехал до Венеции, забрал багаж (свертки, которые я препоручил controllore [12]) и в конце концов оказался в Стамбуле.