Роман для женщин - Михал Вивег Страница 6

— Кафка был немцем, мама… — возражаю я робко, но мама лишь машет рукой.

— Все равно у меня нет ощущения, что двадцать восьмого октября нам есть что праздновать, — говорит она.

5

Мама не переносит чехов, чешские поезда и пакеты.

Она любит иностранцев, самолеты и качественные фирменные чемоданы.

Иногда мне сдается, что аэропорты и самолеты мама любит чуть больше, чем иностранцев; я исхожу из того, что еще ни одному иностранцу не удалось завоевать мамино сердце прямо в Праге. Да, это была пустая трата времени, когда все эти временно пребывавшие здесь Стюарты и Кнуты одаривали ее драгоценностями и духами и приглашали на роскошные ужины в ресторан «У художников» или в «Танцующий дом»… Зря теряете время, господа, думала я про себя, если хотите закадрить мою мать, поезжайте к себе домой и через несколько дней пришлите ей авиабилет. Потом наденьте свой лучший прикид, помойте тачку и с букетом роз ждите ее в аэропорту, в зале прибытия, и я даю вам голову на отсечение, что в тот же вечер моя мама будет ваша.

А вся штука в том, что мама питает слабость к полетам. Редко что на свете доставляет маме такую радость, как бесшумно раскрывающиеся гидравлические двери с надписью ВЫЛЕТЫ — DEPARTURES, за которыми ее серебристо-серый передвижной чемодан марки Samsonite ждет уже лишь гладкий мрамор зала аэропорта и очередь к стойке регистрации. Мама становится в очередь с загадочной улыбкой, которую, несомненно, никто из встревоженных пассажиров не может объяснить.

(«Мона Лиза из Рузини [12]…» — насмешливо заметил Оливер, когда я впервые рассказала ему о маминой страсти к полетам.)

— Good morning [13], — приветствует маму девушка у барьера, ибо принимает ее за иностранку; мамин чешский паспорт искренне поражает ее.

— Morning, sweetheart [14], — произносит мама спокойно.

Естественно, это производит довольно странное впечатление, а учитывая ошибку девушки, звучит, пожалуй, даже несколько оскорбительно, хотя, конечно, это вовсе не входило в мамины намерения.

Мама просто думает уже по-английски.

Родной язык быстро покидает ее. С помощью нескольких последних чешских слов она еще просит место у окна — и все с той же загадочной довольной улыбкой.

— Какой у вас багаж?

— Just this one [15], — показывает мама на свой чемодан.

— О'кей, — кивает девушка.

Оформив надлежащие документы, девушка протягивает маме посадочный талон.

— Время посадки одиннадцать десять, — говорит она слегка сконфуженно и бог весть почему снова переходит на английский: — Gate В six [16].

— Thank you, — говорит мама абсолютно естественно.

Она берет свою hand luggage [17], разумеется, тоже на колесиках, элегантно поворачивает ее в нужном направлении и отходит. Девушка за барьером еще с минуту украдкой наблюдает за ней. В своем темно-синем костюме мама двигается так уверенно, так целеустремленно, что иные из проходящих мимо принимают ее за стюардессу. Она направляется к бару «Meeting point» [18], где стоя выпивает бокал шампанского. Шампанское еще больше облегчает ее походку, так что паспортный контроль она проходит с профессиональным шармом кинозвезды. Таможенники, даже не осознавая причины, относятся к ней с подчеркнутой вежливостью…

В транзитной зоне мама прежде всего заходит в «Duty Free Shop» [19], пробует образец эмульсионного крема Clinique, вдыхает аромат новых духов Gucci (и, если у нее есть деньги, покупает флакон), а затем садится среди пассажирок у выхода Б шесть, непринужденно закидывает ногу за ногу и, раскрыв французский «ELLE», с достойным спокойствием ждет вылета. Когда прозвучит приглашение на посадку, мама, в отличие от остальных пассажиров, спокойно остается сидеть, и лишь когда этот нетерпеливый людской муравейник совершенно рассеивается и репродуктор оглашает: «The last call for passengers to New York [20]…», мама, не торопясь, встает, подает молодому стюарду свой билет (делает это таким манером, что стюард краснеет). В самолете, который уже полностью заполнен, мамин запоздалый приход вызывает немалый интерес. Готова поспорить, что еще никто в истории воздушных перелетов — возможно, лишь за исключением Жозефины Бейкер, — не сумел пройти по узкому коридору между сиденьями столь элегантно, как моя мама.

— Кто это? — шепотом спрашивают жены своих мужей.

— Не знаю, — отвечают притихшие мужчины, не сводя с мамы глаз.

Мама садится. Тем временем одна из стюардесс приступает к обычному инструктажу о том, как пользоваться поясами и спасательными жилетами. Хотя мама и летает довольно часто, она следит за этой короткой информацией на редкость внимательно, а когда минутой позже сложенные ладони стюардессы разлетаются в направлении запасных выходов, мамино выражение лица уже совершенно явно свидетельствует, что речь идет не о заурядных мерах безопасности, а о чем-то гораздо более важном.

Для моей мамы это литургия, а упомянутая стюардесса — молодая жрица ее жизненной веры. Веры, что огромная мощь «Боинга-737» способна навсегда унести ее прочь от всех неверных, долбаных и ужасно одетых чехов.