Отель на перекрестке радости и горечи - Джейми Форд Страница 6

Суббота была для Генри особым днем. Когда его сверстники слушали по радио «Приключения Супермена», Генри, торопливо покончив с домашними делами, мчался на перекресток улиц Джексон и Кинг. Стального Человека он, конечно же, любил — какой двенадцатилетний мальчишка не любит? Только в годы войны его приключения стали, мягко говоря, не особо увлекательными. Вместо того чтобы крушить инопланетных роботов, сын Криптона разыскивал агентов пятой колонны и японских шпионов, а Генри это не очень-то интересовало.

Впрочем, о самом Супермене он много думал. В 1942 году никто не знал, что за актер его озвучивает. Никто. И все мальчишки мечтали разгадать тайну. И Генри, несясь по улице, поглядывал на всех респектабельных мужчин, похожих на Кларка Кента, в костюмах и очках, — вдруг кто-то из них озвучивает Супермена? Смотрел даже на китайцев и японцев — на всякий случай.

Интересно, слушает Кейко по субботам «Супермена»? Сходить бы как-нибудь в Нихонмати — так, побродить. Встретить бы ее там. Интересно, большой он. Нихонмати?

Вдруг издалека донеслась музыка, и Генри направился в ту сторону.

Лишь по субботам Генри удавалось послушать Шелдона. По будням, когда Генри приходил после уроков, в футляре у Шелдона лежало доллара два-три мелочью, и он обычно уже собирался домой. Другое дело суббота. Впечатлительные туристы, моряки, толпы горожан, прогуливавшихся по Джексон-стрит. — «день получки», говаривал Шелдон.

В то утро вокруг друга собралась настоящая толпа, человек двадцать; все улыбались и покачивались в такт плавной джазовой мелодии. Генри протиснулся вперед и сел на тротуар, так приятно было погреться на солнышке — день выдался необычайно погожий. Шелдон, увидев его, подмигнул, ничуточки даже не сбившись.

Когда Шелдон кончил играть, прокатилась волна аплодисментов, и зрители медленно разошлись, оставив в футляре почти три доллара мелочью. Шелдон поставил рядом с футляром табличку «Продолжение через 15 минут» и вдохнул всей могучей грудью, будто испытывая на прочность атласный жилет, на котором уже не хватало нижней пуговицы.

— Ничего себе толпа! — одобрил Генри.

— Недурно, весьма недурно. Но ты подумай, сколько сейчас клубов. — Шелдон махнул саксофоном в сторону Джексон-стрит — вдоль улицы пестрели вывески и рекламные щиты, зазывавшие в ночные клубы. — Конкуренция жесткая.

Генри прошелся как-то по району и насчитал целых тридцать четыре клуба, в их числе «Черное и белое», «Кресло-качалка», «Убанги», «Колония», «Храм в джунглях». Это одних только официальных клубов, с сияющими неоновыми вывесками всем напоказ. А уж подпольных заведений, ютившихся в подвалах и задних комнатах, и вовсе было не счесть. Отец вечно ворчал, что от них много шуму.

Субботними вечерами Генри любил смотреть из окна на бесконечно меняющийся людской поток. Днем китайцы и японцы встречались повсюду. А к вечеру народу становилось вдвое больше — в основном белые, разряженные в пух и прах, шли слушать джаз и танцевать ночь напролет. Иногда по субботам до Генри долетала еле слышная музыка, но мама не разрешала спать с открытым окном, боясь, что он схватит воспаление легких.

— Как твои пробы? — спросил Генри, зная, что Шелдон пробуется на постоянную работу в ночном клубе.

Шелдон протянул карточку. На ней было написано: «Профсоюз чернокожих, билет № 493».

— Что это?

— Ты не поверишь, я вступил в профсоюз! Белые музыканты создали профсоюз, чтоб легче было искать работу, ну и черные объединились, и теперь от предложений нет отбоя.

Генри не совсем понимал, что такое профсоюз, но раз Шелдон так рад, значит, хорошая штука.

— Меня даже пригласили на замену в «Черный лось» — сегодня вечером. Тамошнего саксофониста за что-то посадили, вот они и позвонили в профсоюз, а профсоюз — не кому-нибудь, а мне! Представляешь! Чтобы я играл в «Черном лосе»…

— С Оскаром Холденом! — закончил Генри. Оскара Холдена он ни разу не слышал, зато видел афиши по всему городу, а Шелдон всегда отзывался о нем с трепетом, как принято говорить о героях и живых легендах.