Проблема Спинозы - Ирвин Д. Ялом Страница 6

Йоденбреестраат [13]в сумерках перед шаббатом была запружена евреями. У каждого в руках был молитвенник и маленький бархатный мешочек с молитвенной накидкой. Все амстердамские сефарды [14]направлялись к синагоге — все, кроме одного. Заперев дверь своей лавки, Бенто постоял на пороге, долгим взглядом окинул поток собратьев-евреев, сделал глубокий вдох и нырнул в толпу, направляясь в противоположную сторону. Он избегал встречных взглядов и шептал сам себе утешения, чтобы унять уколы совести: «Никто ничего не замечает, всем все равно. Имеет значение чистая совесть, а не репутация. Я делал это уже много раз». Но мчащееся вскачь сердце было неуязвимо для жалкой шпажки логики. Тогда он попытался отгородиться от внешнего мира, погрузиться внутрь и отвлечь себя наблюдением за этой любопытной дуэлью между логикой и эмоциями — дуэлью, в которой логика всегда терпела поражение.

Когда толпа поредела, он зашагал свободнее и свернул налево, на улочку, бегущую вдоль канала Конигсграхтвест [15]по направлению к дому и учебному заведению

Франциска ван ден Эндена, экстраординарного профессора [16] латыни и классической литературы.

Хотя встреча с Якобом и Франку была событием примечательным, несколькими месяцами ранее в лавке Спинозы состоялась еще более памятная встреча — когда в нее впервые зашел Франциск ван ден Энден. По дороге Бенто развлекал себя, вспоминая ту встречу. Детали ее запечатлелись в его памяти с абсолютной ясностью.

На улице почти стемнело. Канун шаббата. Упитанный, строго одетый мужчина средних лет с повадкой, выдающей в нем человека светского, входит в его лавку и принимается осматривать товары. Бенто слишком поглощен очередной записью в своем дневнике, чтобы обратить внимание на посетителя. Наконец ван ден Энден вежливо покашливает, чтобы обозначить свое присутствие, а потом решительно, но добродушно, говорит:

— Молодой человек, вы ведь не слишком заняты, чтобы позаботиться о покупателе, не так ли?

Роняя на полуслове перо, Бенто вскакивает с места.

— Слишком занят? Едва ли, менеер [17]. Вы — первый посетитель за весь день. Прошу, простите мою невнимательность. Чем могу служить?

— Мне бы хотелось литр вина и, пожалуй, килограмм вон того сушеного изюма из нижней корзины — но это смотря сколько он стоит.

Пока Бенто кладет на одну чашу весов свинцовую гирьку, а на другую насыпает истертым деревянным совком изюм, уравновешивая чаши, Ван ден Энден добавляет:

— Но я оторвал вас от письма. Какое это приятное и необычное — нет, более чем необычное: единственное в своем роде — событие: зайти в лавку и наткнуться на молодого служащего, который столь поглощен своим ученым занятием, что даже не замечает присутствия покупателей! Будучи учителем, я обыкновенно сталкиваюсь с противоположным опытом. Мои студенты, когда я застаю их врасплох, не пишут и не размышляют, хотя им-то как раз следовало бы это делать.

— Торговля идет скверно, — поясняет Бенто. — Вот я и сижу здесь час за часом, и мне нечем заняться, кроме как думать и писать.

Посетитель указывает на дневник Спинозы, по- прежнему открытый на той странице, где осталось неоконченное предложение.

— Позвольте, я попробую угадать, что вы пишете. Дела идут скверно… несомненно, вас беспокоит судьба ваших товаров… Вы заносите в свой журнал расходы и доходы, подбиваете баланс и перечисляете возможные решения проблем. Верно?

Бенто, побагровев, торопливо переворачивает дневник вверх обложкой.

— Не стоит прятаться от меня, юноша. Я понаторел в мастерстве сыщика и умею хранить секреты. И меня тоже порой посещают запретные мысли. Более того, по профессии я — учитель риторики и, вне всякого сомнения, мог бы усовершенствовать ваши навыки в письме.

Спиноза протягивает ему дневник и спрашивает с оттенком иронии:

— Насколько хорош ваш португальский, менеер?

— Португальский! Вот тут-то вы меня и поймали, юноша. Голландский — да. Французский, английский, немецкий — да. Да — латынь и греческий. Я даже немного знаком с испанским и поверхностно — с ивритом и арамейским. Но португальский — это не про меня. Вы превосходно говорите по-голландски. Почему бы вам не писать на нем? Вы же наверняка местный уроженец?

— Да. Мой отец эмигрировал из Португалии еще ребенком. И хотя я пользуюсь голландским в своих коммерческих сделках, в письме на этом языке я не силен. Иногда еще пишу на испанском. И в совершенстве знаю иврит.

— Всегда мечтал прочесть Священное Писание на его родном языке! К несчастью, у иезуитов я смог получить весьма скудную подготовку в иврите… Но вы еще не ответили на мой вопрос по поводу того, что вы пишете.