Конец - Давид Монтеагудо Страница 6

Мария позволяет себе забыться среди окружающего ее комфорта, к тому же Хинес ведет машину очень мягко, без видимого напряжения, словно вся эта роскошь гарантирует им еще и полную безопасность.

— Покажи-ка мне еще раз фотографию, — говорит она, включив свет у себя над головой. — Надо снова пройтись напоследок.

— Возьми сама. Она в бардачке… Нет, ту, что внизу, — отвечает Хинес, бросив быстрый взгляд в ее сторону. — Это… там.

Хинес резко выравнивает ход машины, которая чуть вильнула в сторону, из-за того что он позволил себе отвлечься. Но сделал он это очень плавно, почти незаметно. Хинес прищуривается и слегка наклоняется к ветровому стеклу, потому что ему мешает отблеск лампы, которую включила Мария. Мария достает из бардачка компакт-диск. Обложку ему заменяет фотография.

— Надо же!.. Ведь сколько раз любовалась, а все равно… — удивляется Мария. — Ну и видок у вас! Больше всего это похоже на группу тех, кто не прошел кастинг для программы «Слава».

— Что ты хочешь! Восьмидесятые годы, — с улыбкой говорит Хинес. — Знаешь, в две тысячи тридцатом мы наверняка будем смеяться над тем, как выглядим сегодня.

— А девицы… они, если честно, совсем никуда… Господи, что за прически!

— Готов спорить, что и ты тоже когда-то носила такую же.

— Я? Никогда в жизни! В каком году, ты сказал, сделана эта фотография… в восемьдесят третьем?

— Да, в восемьдесят третьем. Двадцать пять лет назад.

— Я в то время, как говорится, еще в пеленках лежала.

— Боже, какая же ты молодая!.. Или, лучше будет сказать: боже, какой же я старый!

— Не переживай! Можешь поверить: годы пошли тебе на пользу. А куртка? Где ты только выкопал такую куртку?

— О, это была совершенно офигительная куртка! Как у Майкла Джексона в «Триллере».

Мария с любопытством разглядывает своего спутника, пользуясь тем, что тот вынужден внимательно следить за дорогой. У него, конечно, есть чувство юмора, хорошо подвешен язык, он обходителен, но о чем бы ни говорил Хинес, в его тоне неизменно сквозит апатия, заметен какой-то налет унылого безразличия.

— Могу еще раз повторить: сейчас ты выглядишь куда лучше, — говорит она наконец. — Ну давай повторим… Начиная справа: это Ибаньес, который привез вас на своем пикапе.

— С длинными волосами? — спрашивает Хинес.

— Да.

— Сразу попала в точку. Ибаньес, у которого был пикап… Пролетарий… А еще он был самым старшим, года на четыре или даже на пять старше остальных.

— Так, дальше… — Мария разглядывает вторую половину фотографии, образующую заднюю сторону обложки диска. — Ибаньес… номер четыре… за ним записана «Дурная слава» Пако Ибаньеса?

— Ну, это шутка. В голове у него было много чего понамешано, и в том, что касалось музыкальных вкусов, все было свалено в кучу. Но он действительно порой мог разразиться пламенной левацкой речью, любил цитировать стихи…

— Ты ведь сказал, что он был работягой.

— Я сказал: пролетарием. Да, пролетарием — а это совсем другое… Классовое сознание, долг, культура как оружие, призванное помочь выбиться наверх…

— Что-то совсем доисторическое.

— Если честно, то и тогда уже мы это так воспринимали. Бедняга опоздал родиться — время революций миновало. Скорее это был его конек, чтобы привлечь к себе внимание… Можешь вообразить, как мы к таким фокусам относились. На самом деле он водился с нами из-за девушек; думаю, был влюблен во всех сразу, периодами… Это была… личность по сути своей онанистическая, то есть…

— Я знаю, что такое онанизм. Он готов был…

— Я говорил в более общем смысле, — перебивает ее Хинес, — о жизненной позиции. Любой интеллектуал является в некотором роде онанистом. Ясно, что он, Ибаньес, и потом продолжал много читать, и сейчас держит себя… интеллектуалом, но, кажется, и по сей день вкалывает в ремонтной мастерской. Единственное, что изменилось, — это размер его пикапа. Машина стала побольше.

— Прям зверинец какой-то! Сейчас окажется, что ты из них самый нормальный. Давай-ка посмотрим, что слушал ты, — говорит Мария, снова заглядывая на заднюю сторону обложки. — Посмотрим… Хинес… седьмой. «Пинк Флойд» The Wall… Недурно! Классика, хотя «Пинк Флойд» — это немного занудно, правда ведь? У них такие длинные темы…

— Это… все выдумки Ньевес. И как она только запомнила, кто и на что тогда западал! Нельзя сказать, чтобы я был большим поклонником «Пинк Флойд», но я посмотрел фильм… он мне жутко понравился…

— Какой?

— «Стена», The Wall… Неужели никогда не слыхала?

— Если честно — нет, не слыхала. Не забывай: я из неолита.

— Как занятно… все хочется думать, что… Держись!

Машина вдруг подпрыгнула — такой рытвины до сих пор на их пути не попадалось. И тут же легкое облако пыли окутало все вокруг, а шины начали издавать совсем другой звук — теперь они как-то странно потрескивали. Но машина не остановилась.

— Что это? Что случилось? — испуганно спрашивает Мария, упершись руками в панель.

— Ничего особенного, просто закончился асфальт, — отвечает Хинес, вновь обретя невозмутимость. — Знаешь, я даже струхнул… Мне показалось, дорога вдруг… вот так взяла и оборвалась.

— Езжай помедленнее.

— Я просто идиот! Мог бы сообразить, что асфальт тут до конца так и не проложили. Раньше, когда мы сюда наезжали, вся дорога целиком была грунтовой. Шоссе доходило только до моста — там внизу, у реки, которую мы проезжали.

— От такого асфальта тоже толку мало… Сплошные ямы. Можно сказать, теперь даже лучше ехать, — бросает Мария, глядя на полосу земли, которая стелется перед машиной. Земля в свете фар кажется белой, по краям — густые заросли, и они тоже кажутся белыми — то ли от пыли, то ли от света фар.

— Просто никто не озаботился тем, чтобы поддерживать дорогу в должном порядке… Здесь все выглядит страшно запущенным. Хотя где-то рядом существовал поселок, у подножия горы, при этом несколько домов стояло вдоль дороги, но сейчас я их что-то не видел…

— Один дом мы проехали совсем недавно — вроде шале. Правда, свет там не горел и все было наглухо заперто.

— Не удивлюсь, если поселок ликвидировали. В ту пору много строили, не вполне считаясь с законом, обходились без всяких там разрешений, документов и прочего.

— Слушай, давай лучше продолжим, — говорит Мария, снова занявшись компакт-диском. — Остались еще семеро… вернее, шестеро, если не считать тебя. Рядом с Ибаньесом стоит… Кстати, а ведь ты так и не сказал мне, кто это такой.

Хинес бросает взгляд на Марию, на компакт-диск в ее руках и только потом отвечает:

— Знаешь что, Мария… Зачем все это нужно?.. Никто ведь не станет тебя экзаменовать или пытаться в чем-то уличить. Подразумевается, что ты моя невеста. Ты просто должна там присутствовать — и только. Даже если бы ты много лет была моей женой, никому и в голову не пришло бы требовать от тебя, чтобы ты знала все про друзей моей юности.