Она так долго снилась мне... - Тьерри Коэн Страница 6

Мы были вместе месяца три. Мне они показались приятными, она, как призналась потом, чувствовала себя неважно. Если быть точным, одиннадцать недель я таскался за ней по выставкам и галереям, театрам и студенческим демонстрациям, стараясь подстроиться к бешеному ритму ее жизни. Я и не подозревал, что дни могут быть заполнены таким количеством разнообразных действий. Впрочем, она быстро поняла, что я всего лишь доброжелательный спутник, а большего от меня не добьешься, и решила со мной расстаться. Но, поскольку за время романа мы обнаружили некое родство душ, видеться мы не перестали. Со временем наша дружба только окрепла.

Хлоя опекала нас, ее умиляла наша наивность, ужасало наше нежелание взрослеть (в том смысле, который она вкладывала в это слово). Она считала, что мои неудачи с женщинами свидетельствуют о хронической незрелости, что они — следствие психологической проблемы, с которой мне следует разобраться.

«Ты бы вполне мог пользоваться преимуществами своей внешности и менять девушек, как перчатки, но ведь тебя не интересуют амурные победы. При этом тебя вроде не назовешь робким и страстным романтиком. В общем, никак не могу понять, что же у тебя за отношения с женщинами. Почему бы тебе не попытаться обратить внимание на девушек вокруг? Ведь каждая интрижка бывает по-своему чудесна». «Каждая женщина — целый континент, неисследованная земля, а я не люблю путешествовать», — усмехался я в ответ. «Фигня какая! На самом деле ты просто сам не знаешь, чего хочешь!» — «Неправда: все потому, что я слишком хорошо знаю, что не смогу дать ничего хорошего девушке, которая со мной свяжется».

Жош явно был неравнодушен к Хлое. Он никогда ничего не говорил на эту тему, но исподволь бросал на нее быстрые взгляды, которые нетрудно было истолковать. Думаю, дружеские отношения его тяготили, ведь с каждым днем надежда на осуществление желаний становилась все призрачней. Если бы он сумел как-то выказать свои чувства, он не преминул бы это сделать. Но, увы, он умел только слушать и преданно ждать. Хлоя говорила много, очень много, словно хотела занять словами все свободное пространство, которое оставляли мы с Жошем.

В этот день мы сидели в «Итальянском кафе». Я подождал, когда Хлоя доскажет анекдот, и, решившись наконец открыться друзьям, разом выложил им свой сон и все охватившие меня чувства — так, с нахрапа, было проще побороть робость и привлечь внимание Хлои.

Когда я закончил, Жош опустил глаза — его определенно смутило то, что обычная дружеская болтовня вдруг обернулась такими неожиданными откровениями. Хлою явно удивил мой рассказ, но у нее, как всегда, на все было свое мнение.

— Мать твою, что за кретинский сон?! — воскликнула она. — Ты меня пугаешь, Иона Ланкри.

— Я уже начинаю жалеть, что разоткровенничался. Просто скажи, что ты об этом думаешь?

— Что я думаю? Крышу у тебя рвет, Иона. Сам не понимаешь, что несешь!

— Ну а поконкретнее?

— Да все ясно как день! Ты страдаешь от эмоционального голода, поэтому во сне и появилась эта девушка. Это своего рода сигнал тревоги, который посылает подсознание: «Необходимо срочно задействовать эмоциональный потенциал, не то начнется депрессия». Когда у тебя в последний раз было какие-то серьезные отношения с девушкой?

— Как-то ничего не было после Лоранны.

— Я имею в виду серьезные отношения с настоящей женщиной, а не шашни с мокрощелкой!

— Знаю, знаю, она тебе не нравилась, — покорно ответил я.

Она пожала печами. Ни одна из моих редких любовных побед не удостоилась ее одобрения. Она принимала моих избранниц с восторгом, шумно радовалась, что у меня наконец кто-то появился, потом сжимала в кольце своих объятий так, что они, задыхаясь, едва уносили ноги. Думаю, больше всего она боялась, чтобы кто-нибудь из них не преуспел там, где она потерпела поражение.

— И кстати, как ты можешь говорить, что испытал любовное чувство, когда проснулся: ты ведь и знать не знаешь, что такое любовь?

— Ладно, забудь! — раздраженно воскликнул я. — Я рассказал вам сон, потому что он показался мне необычным и загадочным. И уже жалею об этом.

Хлоя тотчас раскаялась и пожалела о своей резкости.

— Ну, хорошо, хорошо. Тогда вот такой вопрос: по каким признакам ты заключил, что испытанное тобой чувство было именно любовью?

Я на мгновение заколебался, но желание убедить их в своей искренности было таким сильным, что я решился приоткрыться еще:

— Я уже был влюблен. Один раз.

Хлоя и Жош выпучили на меня глаза и раскрыли рты, словно в немом крике.

— Мать твою! Он решил нас побаловать своими откровениями, — взвыла Хлоя.

— Мне было пятнадцать лет.

Хлоя порывисто вздохнула и закатила глаза. Жош едва заметно улыбнулся.

— Пятнадцать лет! Нет, Ланкри, ты безнадежен.

— Влюбиться в пятнадцать лет — это ведь нечто! — упорствовал я. — В этом возрасте любишь всем сердцем.

— Да, несомненно, — признала Хлоя, отхлебнув соку. — Ну, рассказывай! — великодушно разрешила она.

Я призадумался, собирая воедино воспоминания, и они послушно выстроились в ряд, словно все было только вчера.

Действительно, я пережил самую жестокую, самую могучую страсть, которая только может охватить юнца, неопытного, неуправляемого и неспособного к самовыражению. Любовь такой силы, какую может породить лишь юность, лишь эта пора бунтарства и отчаяния, когда невозможно провести грань между невинностью и пороком. Ее звали Милена. То была нежная, скромная девушка. Я целыми днями любовался ею, мечтал о ней ночи напролет. Чувства были так сильны, что сковывали меня, я был буквально парализован и не решался ни подойти к ней, ни заговорить. Как возможно высказать настолько важную, огромную для тебя вещь, перевернувшую все твое существование, приподнявшую тебя высоко над реальностью? Я написал стихотворение, украдкой сунул ей листок. Она прочла, покраснела, сложила бумажку и убрала в карман, а потом — потом ничего. Она не смотрела в мою сторону, стала меня избегать. Так было до конца учебного года. Затем начались каникулы, мы уехали в разные стороны и с тех пор ни разу друг друга не видели.

Хлоя огорченно сморщилась и спросила:

— И это все?

— Да.

— Прямо скажем, не густо… Платоническая любовь?

— Почему? Истинная любовь, самая что ни на есть настоящая…

— И платоническая!

Я закусил губы, проклиная собственную болтливость.

— Отсюда твоя неспособность любить. Разве не принято считать, что первая любовь задает тон всем последующим? — усмехнулась она.

— А я вот понимаю Иону, — обронил Жош.

— Надо же! Ты тоже, значит, бывал когда-то влюблен? — с удивлением спросила Хлоя.

По лицу Жоша словно рябь пробежала. Выражения удивления, паники, сомнения, понимания, озабоченности сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Потом его внутренний сервер дал сбой, и лицо расслабилось, утратив вообще всякое выражение.