Женщины Парижа - Летиция Коломбани Страница 6

Книга Иова указывала путь, по которому она должна следовать… Бланш продала свои драгоценности и пожертвовала деньги Армии спасения. Вместо огорчения она почувствовала удивительную легкость. Этот поступок ознаменовал собой начало ее приверженности делу борьбы с несправедливостью. Слова Иова станут для нее тем светильником, который будет направлять ее на верный путь не только в земной жизни, но и за ее пределами.

Вернувшись домой, Бланш объявила о своем решении войти в ряды Армии спасения. Она поступит в военную школу Парижа! Мать попробовала удержать ее от этого шага: она знала условия жизни салютистов ^[12] – старший брат Бланш тоже недавно в нее поступил. Она боялась за свою младшую дочь, которой предстояло далеко не безопасное существование, полное трудностей, далекое от той защищенной среды, в которой она выросла. К тому же Бланш отличалась хрупким здоровьем, у нее были слабые легкие. С самого детства ей приходилось периодически проходить курсы лечения. Даже брат пытался отговорить девушку, но безуспешно. Бланш ничего не желала знать, ничего не видела впереди, кроме избранного пути, кроме этой приверженности делу справедливости, которому она готова была посвятить свою жизнь.

Она не представляла для себя жизни, ограниченной контурами семейного очага. Нет, теперь для нее открывались необозримые горизонты. В присоединении к Армии спасения Бланш видела больше, чем просто служение делу, это был способ избежать проторенного жизненного пути, который ей предназначался. В конце XIX века девочке из буржуазной среды открывалось слишком мало возможностей. Монастырское воспитание, а затем брак с мужчиной, которого она не выбирала. «Мы воспитываем их как святых, а затем случаем, как молодых кобылок», – писала в свое время Жорж Санд, наотрез отказавшаяся хранить девственность до брака, к чему ее понуждали. Работающая женщина плохо воспринималась обществом. До этого могли опуститься только вдовы и незамужние. Да и те могли работать лишь служанками, швеями, артистками либо проститутками.

С момента создания Армии спасения Уильям Бут учредил в ее рядах абсолютное равенство полов. Женщины, кстати, были в большинстве: ими были семь из десяти офицеров. Бут давал им полную свободу проповедовать, вызывая тем самым бурное негодование в других религиозных учреждениях. Он не стеснялся провозглашать это во весь голос во время собраний: «Мои лучшие мужчины – это женщины!» Такое попрание вековых традиций шокировало, приводило к скандалу. В Лондоне осмеивали офицеров-салютисток в униформе и шляпах «Аллилуйя» с широкими полями, которые те не снимали ни зимой, ни летом. В Париже им вслед мяукали, когда они проходили по улицам, освистывали, когда они пытались выступать на публике, на них шикали, не давая говорить. Их осыпали бранью, говоря, что стоит им открыть рот, как оттуда вывалятся жабы, называли «мужиками в юбках», «солдатками опереточной армии». Бланш глубоко презирала эти насмешки и оскорбления. Она способна проповедовать не хуже любого мужчины. И собиралась это доказать.

В окружении Бланш ее решение вступить в Армию спасения было встречено в штыки. Пытаясь ее отговорить, лучшая подруга Лулу писала: «По-прежнему убеждена, что не женское это дело – гонять по парижским улицам, а женщина-проповедник – это так же нелепо, как мужчина, штопающий чулки. Уверена, что единственно достойной и благородной миссией женщины является создание домашнего очага, семьи, в которой она, тихо и незаметно, не выставляя себя напоказ, обеспечит счастье супругу и детям». Напрасный труд. Бланш не имела намерения всю жизнь чинить чулки. Роль безмолвного статиста – не для нее. Она мечтает выйти на сцену, стать полезной людям, «сделать что-нибудь для Франции», – говорит она. Протесты, уговоры и мольбы ни к чему не привели. Бланш навсегда покинула Женеву, чтобы поступить в Парижскую военную школу.

В здании, расположенном на авеню де Ломьер, где разместили новобранцев Армии спасения, Бланш впервые столкнулась с суровыми буднями. Независимо от звания все солдаты испытывали массу неудобств от бесконечных побудок по тревоге, холода, длительного воздержания от пищи. Жили они в большой нищете. Нередко на обед Бланш приходилось варить еду из крапивы. Если в Англии и Швейцарии движение салютистов нашло общественную поддержку, то Франция активно ему сопротивлялась. Страна с прочной католической традицией недобро поглядывала на эту армию протестантов, набирающую силу. Повсюду на ее территории офицеры-салютисты подвергались преследованию. Их забрасывали камнями, били не только кулаками, но и ногами, затаптывали лошадьми, закидывали мусором, ошпаривали кипятком. Вечером, возвращаясь на авеню де Ломьер, Бланш приходилось чистить шляпу и одежду от гнилых яиц, овощных очисток, крысиных шкурок, которые в нее бросали по дороге. Один из молодых солдат был избит до смерти. Бланш была потрясена, но отступать не собиралась. Разве не в час наивысшей опасности проверяется подлинность призвания? Ее посвящение было полным, абсолютным. Оно не могло быть поколеблено сомнениями, голодом или холодом. Бланш казалось, что отныне вся ее жизнь сосредоточена на этой борьбе, она – в ее руке, протянутой тем, у кого ничего нет.

Армия спасения отвечала всем ее интересам и идеалам: сочувствие к чужому страданию, способность к самопожертвованию, культ героизма, жажда приключений. Форма, сидевшая на Бланш как влитая, очень ей шла. Ее матери еще долго придется ждать возвращения «маленькой светской львицы». Она-то надеялась, что лишения сломят волю дочери, но она ошибалась. Именно в Армии спасения редкий дар Бланш сумел найти истинное воплощение.

Дав надежду молодому капитану, вскоре Бланш разорвала помолвку: цепи ей ни к чему, ничто не должно ограничивать свободу действий. Вряд ли ее миссия сочетаема с семейными узами. Она дает клятву, что останется одна, как и ее подруга Эванджелина, любимица семейства Бутов, с которой она недавно познакомилась в рядах Армии. Дружба их продлится целую жизнь. Они вместе дали клятву, что сохранят безбрачие, чтобы лучше служить организации, которой решили себя посвятить. Две монахини в военной форме. Два солдата.

Однако произошла встреча, которая заставила Бланш изменить это решение.

Его звали Альбен.