Детство комика. Хочу домой - Юнас Гардель Страница 59

— Придет так придет, — бормотал он, — если уж Господь и вправду всесилен, как все говорят, то он найдет дорогу ко мне, сирому и убогому.

Собственно, в том, что жители деревни всего за два дня до долгожданного прихода Господа начали ссориться, была вина старосты.

Дело вот в чем: староста выдвинул разработанный им порядок восседания за столом во время визита небесной делегации. Согласно этому предложению, он и Элоф должны были сидеть по обе стороны от Господа, меж тем как все остальные — далее в строго установленном порядке, а шлюха должна была выполнять обязанности официантки. Шлюха кинула камень старосте в голову, прокричав при этом: «Кто без греха, пусть первым бросит камень». Это послужило сигналом к началу всеобщих жалоб, и самое примечательное, что более всего жителей возмущало не то, что кто-то упредил порядок восседания за столом, а сам порядок.

Некоторые считали себя достойными местечка поближе к Господу, другие, поскромнее, нашли несправедливым, что староста и ближе всех к Богу будет сидеть, и младенца Иисуса в своем хлеву приютит.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы старый доктор не предложил всем записать свои грехи и благие деяния, чтобы, исходя из точного подсчета, установить порядок. Идею одобрили, и все разошлись по своим углам, чтобы как следует разобраться в своей жизни.

Вскоре жители деревни собрались опять с аккуратно исписанными листочками. У некоторых был целый список, у некоторых — лишь указания на отдельные добродетели и пороки.

Все написали, что они исправно давали милостыню нищему Рикардо, что они регулярно посещали церковь и что они вообще хорошие люди, — но по некоторым вопросам мнения расходились.

Одни считали порку детей благим делом, другие — не особо благим. Кабатчик утверждал, что он верой и правдой служил деревне, тогда как жена кузнеца, которая была трезвенницей, осудила его на вечные муки. Те, кто умел обращаться с музыкальными инструментами, не сомневались, что музыка — искусство от Бога, а немузыкальный народ стоял на своем: музыка есть дьявольское искушение.

Другими словами, народ не сошелся во взглядах на грехи и добродетели. То, что один представлял благодеянием, другой тут же спешил заклеймить как грех. Снова началась перебранка.

На крики вышел Элоф. Узнав, что происходит, он страшно разгневался. Взобравшись на бочку, Элоф закричал прихожанам:

— Глупцы, вы хотите навлечь на себя гнев Господень? Знаете ли вы, что гнев Господа — как ураган, что руки Божьей вы должны страшиться, ибо руки сотворившие могут и разрушать, что прекрасный сад может превратиться в ледяную пустыню, в которой зима прославляет гневного Бога! Прекратите это паясничанье, оно неугодно Господу!

Чтобы придать вес своим словам, Элоф вызвал сильную грозу, которая, разогнав жителей деревни по домам, бушевала весь день.

И вот наступил Судный день. Уже к заутрене все жители деревни, напряженные и выжидающие, были на ногах. Перед тем как накануне лечь спать, они приготовили длинные белые платья, поэтому все собравшиеся были одинаково одеты, только беременная дева украсила свое платье небесно-голубой лентой и подложила под платье подушку, чтобы стать еще более беременной.

Последней пришла шлюха, ненакрашенная и бледная, не смеющая поднять взор, готовая к тому, что ее прогонят.

Под звуки серьезной песни вышли они из деревни и коровьими тропами направились к лугу, на котором должен был появиться Господь.

В деревне остался только слепой нищий Рикардо, которого никто и не подумал взять с собой. Он слышал, как они уходили, как затихала их песня, наконец все смолкло. Он понимал, что они ушли, чтобы быть вознесенными на небо. Какое-то время было совсем тихо. Потом запели птицы. Рикардо вздохнул, лег на спину и заснул, прикрыв лицо шляпой.

Жители деревни ждали на лугу. День обещал быть длинным. Постепенно на холодном небе начали собираться тучи.

Они пели и следили за тучами, чтобы не пропустить приближение небесного войска.

— Нелегко, наверное, соблюдать точность, если путь так неблизок, — предположил кто-то, — кто знает, как далеко находится рай.

Время шло, народ мерз все больше. Белые платья до пят не были рассчитаны на стужу и ветер. Все более сиплыми голосами пели они: КТО ВЗОЙДЕТ НА ГОСПОДНЮ ГОРУ, КТО ВОЙДЕТ В ЕГО ЦАРСТВО? ТОТ, У КОГО НЕВИННЫЕ РУКИ И ЧИСТОЕ СЕРДЦЕ!

Вдруг дочь кузнеца увидела маленького мальчика, сидящего на камне, белых одежд на нем не было, и он не пел. Бедно одетый, очень худой, с выбритой головой, в руке мальчик держал флейту.

— Ты должен сказать мне: «Привет тебе, высокомилованная, Господь с тобой!» — прошипела дочь кузнеца.

Мальчик ничего не ответил, только удивленно посмотрел на нее.

— Ты что, не слышал, что я сказала? — заорала она во весь голос и толкнула мальчика так, что он упал с камня и расшиб коленку.

Ни говоря ни слова, он лизнул рану, и она моментально исчезла. Дочь кузнеца фыркнула и присоединилась к остальным: КТО ВЗОЙДЕТ НА ГОСПОДНЮ ГОРУ, КТО ВОЙДЕТ В ЕГО ЦАРСТВО? ТОТ, У КОГО НЕВИННЫЕ РУКИ И ЧИСТОЕ СЕРДЦЕ!

Но хоть пели они очень громко, никто, казалось, их не слышит. Потеряв всякую надежду, они уселись на землю; некоторые чувствовали, что уже заболевают от холода. Люди несмело смотрели друг на друга и качали головами. Может, произошла ошибка, может, Элоф, несмотря ни на что, никакой не пророк? Они требовали новых чудес, но он не совершил ни единого.

Наконец староста решил, что пора прекратить бдения, чтобы не вредить здоровью детей. Элоф беспомощно скреб бороду. Все его величие вдруг куда-то делось. С отчаянием смотрел он, как один за другим прихожане уходят, в том числе и беременная дева, с которой быстро и радостно случился выкидыш — на свет появилась подушка.

Он остался один, неудачливый пророк Элоф в грязной одежде, неотрывно глядящий на красный закат. Пророк пожал плечами и достал фляжку.

— Пути Господни неисповедимы, но воистину узки и ведут в рай, — вздохнул он, сделал большой глоток и отправился домой.

В этот вечер впервые за долгое время кузнец вовремя лег спать. Рядом с ним спала его жена. Кабак был закрыт, потому что кабатчик заболел и лежал в постели. Элоф пил в одиночестве. И вот деревня заснула, и следующий день должен был начаться — обычный, как любой другой, день.

Когда все уже спали и все огни уже были погашены, над деревней вдруг поплыла тихая мелодия. Со стороны луга к деревне приближался маленький мальчик с флейтой. Он вошел в деревню с закрытыми глазами. Его голова была выбрита, его тело было как тело израненной птицы. Жители деревни крепко спали, утомленные дневным ожиданием, флейта не могла пробиться сквозь их сон.

У ворот церкви сидел слепой нищий Рикардо. Он слышал, как мимо по мелким камешкам прошелестели шаги детских ног, и, прихватив палку и кружку, Рикардо с трудом поднялся и побрел вслед за мальчиком, который не ждал его, не спешил прочь, а просто играл на своей флейте.