Путник, зашедший переночевать - Шмуэль Агнон Страница 59

Тут уместно рассказать немного о дочерях рабби Хаима. По правде говоря, я должен был сделать это, когда начал рассказывать о самом рабби Хаиме, но тогда не все было мне достаточно известно. Сейчас, когда все подробности выяснились, попытаюсь их записать.

Четыре дочери были у него, у рабби Хаима. Одна была замужем за стариком в деревне, далеко от нашего города, а одна убежала неизвестно куда. Одни говорят, что в Россию, а другие говорят, что в коммуну для новых иммигрантов. Еще одна осталась с матерью, но бывала в Шибуше лишь изредка, потому что часто уезжала в деревню помогать своей замужней сестре, обремененной сыновьями и дочерьми — своими собственными, и своего мужа от первой жены, и вдобавок теми, которых эта первая жена оставила ее мужу от своего предыдущего брака. А самой младшей из четырех была маленькая Ципора, которая еще жила дома.

Тот муж старшей дочери рабби Хаима, пожилой человек по имени Нафтали-Цви Гиршфельд, в детстве остался без отца и матери и вырос в доме тестя рабби Хаима. Когда рабби Хаим поселился в Шибуше, этот сирота, тогда уже взрослый человек, стал его обслуживать. Рабби Хаим понравился Нафтали, а Нафтали понравился рабби Хаиму и притом настолько понравился, что рабби Хаим начал приближать его к себе и вести с ним беседы даже на такие темы, которые не входили в круг его интересов. И надо сказать, что от этих бесед с Нафтали-Цви рабби Хаиму вышла большая польза. Причем не только в житейских делах, но и в вопросах Торы. Дело в том, что рабби Хаим был илуй ^[157] и, как это бывает с илуями, иногда пугал людей своим поведением. А когда у него начались разногласия с посеком и рабби Хаим стал разрешать то, что тот запрещал, и запрещать то, что тот разрешал, и все его ученики пугались его постановлений, которые, надо признать, не всегда соответствовали закону, тогда стала реальной угроза, что ему подрежут крылья и он лишится смысла своего существования. Что же сделал Нафтали-Цви? Он не отступался от рабби Хаима, добиваясь, чтобы тот записывал все свои аргументы и соображения и рассылал их выдающимся мудрецам нашего времени. Эти мудрецы отвечали ему, и, независимо от того, были они с ним согласны или нет, их ответы добавляли ему уважения. И точно таким же образом Нафтали-Цви наставлял рабби Хаима и в других вопросах, должным образом направляя все его поступки. Если бы не он, рабби Хаим кончил бы так же, как большинство илуев, которые вначале учат Тору в нищете, а как только женятся на дочерях малограмотных, но богатых евреев, и выходят из нужды, и достигают благополучия, сразу же теряют прежний интерес к Торе.

В этих заботах прошла большая часть жизни Нафтали-Цви, и он не успел-жениться, но тут грянула война, и его занесло в какое-то место, к дальней родственнице-вдове, муж которой умер, оставив лавку, полную товара, и дом, полный детей. Нафтали-Цви и тут начал присматривать за всем — и за лавкой, и за детьми. Неизвестно, чья это была инициатива, его ли, самой ли вдовы или Господа, но прошло какое-то время, и она вышла за него замуж, родила ему сына и дочь, да и умерла. И остался он вдовцом, с домом, полным детей, ее и их общих, и ему нужна была женщина, чтобы ухаживать за ними, как раньше его жене нужен: был мужчина, чтобы заботиться о сиротах ее первого мужа. Как-то раз он отправился в Шибуш, помолиться на могилах предков, и зашел к жене рабби Хаима справиться о ее здоровье. А все ее дочери еще были тогда при ней. Он увидел старшую, уже невесту, и младших, подростков, и пустой дом, в котором не было ни гроша для приданого, и его охватила жалость к этой женщине и ее дочерям, и он сказал себе: «Позову-ка я одну из них ухаживать за моими малышами и буду ей платить — от этого и ее матери станет легче, и сама она заработает на приданое».

Но тут в его душу закралось сомнение, хорошо ли он поступает. Уважительно ли будет для дочери рабби Хаима, если его дочь станет прислугой, а тем более прислугой у его же бывшего прислужника? Конечно, он не станет нагружать ее тяжелой работой и будет относиться к ней с надлежащим уважением, но всегда остаются основания для опасений — бывает ведь так, что приходит порой человек из лавки домой голодный, а дома еда для него не готова, и он начинает попрекать свою служанку, и так, за одну короткую минуту гнева, портит все свое доброе дело. Как же быть? Ведь они нуждаются в помощи, а он не видит иного пути им помочь. И он решил спросить у ее матери. Но пока он шел к ней, ему пришла в голову мысль: а что, если предложить этой агуне выйти за него замуж и тем самым освободить себя и своих дочерей от заботы о куске хлеба. Но тут сердце упрекнуло его: «Негодяй! Сосуд, который употреблял святой, будет употреблять мирской?!» И он не стал даже заговаривать с ней о своем плане, но стал все чаще захаживать в ее дом. А заходя, все чаще посматривал на ее старшую дочь, потому что он много играл с ней, когда она была еще малюткой, а дом рабби Хаима был полная чаша. Он вспоминал те дни, когда носил ее на руках, а она, бывало, смотрела на него и, когда он закрывал один глаз, вскрикивала: «Ой, глазик убежал!» — и тогда он открывал глаз, и она хлопала в ладоши от радости, что глаз вернулся на место. А когда у него начали расти борода и усы, она гладила его по лицу и говорила; «У тебя растет трава на щеках, а под носом завивается коса».