Танго с манекеном - Алекс Форэн Страница 59

– Не сомневайтесь, Грег.

– Не буду. Вы бы не могли дать мне нынешний номер Николь?

– Нет.

– Гм… А что так?

– Я не даю свой телефон незнакомым людям. Даже если он бывший. Извините, я сейчас на переговорах в Женеве и не могу больше говорить.

Милый собеседник…

Значит, в Женеве он…

Там, где у меня должны сегодня начаться переговоры. На которые я не поехал.

А он? Грег-то этот…

Ну, по телефону он мог сказать, что угодно. Что он в Женеве, или вообще – что у меня дома. Живет он там…

Вот бы слетать, посмотреть одним глазком.

Черт, ведь и не слетаешь же – возраст не тот, чтобы лекции прогуливать. Особенно свои собственные…

Слетать вряд ли, а вот позвонить…

Несколько минут ушло на то, чтобы выяснить номер женевского отеля, где должны были проходить переговоры.

Дежурно-вежливый голос портье с легким германским акцентом.

– Здравствуйте. Будьте добры, я разыскиваю мистера Гарбера. Он должен у вас жить.

– Да, месье. Но мистер Гарбер сейчас не в отеле.

– Вот как? Вы сами его видели?

– Не далее, как четверть часа назад.

– У меня к вам необычная просьба. Вы бы не могли описать его внешность? Это важно.

– Простите… Я правильно вас понял? Описать вам…

– Да. Я немного волнуюсь, извините. Я… его брат. Мы немного повздорили, и он уехал, ничего не сказав. Я бы хотел убедиться, что у него все в порядке, – чушь была несусветная, но подготовиться я не успел, и оставалось надеяться на убедительность интонаций.

Это заняло некоторое время, но в конце концов портье согласился.

Судя по описанию, в Женеве был я. Нестриженный, как и раньше, но я.

Как же я там оказался?

Ночью, конечно, изрядно колбасило, но, судя по ощущениям, – здесь.

Или нет. Вот же какие провалы в памяти… Лег спать, в приступе лунатизма встал, отправился в Женеву, поселился в гостинице и первым рейсом – обратно, чтобы сам ничего не заметил…

Нет, друзья. Мистер Таннер – в Париже. В Женеве – мистер Гарбер.

Слез, значит, он ночью со своего пьедестала, вышел из музея Гревена и улетел в Женеву… Кто так смотрит за экспонатами? Дверь нараспашку, так вся восковая компания разбежится. Один уже на переговорах… Кукольный такой переговорщик. Переговоры, кстати, не кукольные.

– Месье, – портье, оказывается, до сих пор был на линии. – Я могу вам еще чем-то помочь?

– Да, спасибо… Вы знаете, когда он уезжает?

– Мы сами спросили его об этом, чтобы заказать билеты.

– И что он ответил?

– Он ответил, что завтра будет завтра.

– Ну, да… И ведь знаете, какая штука? Он прав…

Я повесил трубку.

А в целом даже трогательно…

Детишки какие-то, знаете ли, играют и, играючи, оживляют кукол. Детишки игривые такие… Вот и встретились два круглоголовых человечка на одной эшеровской ступеньке – один туда, а другой обратно, причем оба, дурачки, думают, что поднимаются. И какого хочешь, того и выбирай. Впрыгивай с размаха или в того, который в Женеве, или в того, который в Сорбонне. Множественность миров…

Изложить бы сейчас всю эту мутотень Артуру и повеселиться, глядя на его заботливую физиономию, на которой явно читается размышление о том, знает ли он хорошего психиатра. И ведь по всему похоже, что неплохо было бы, чтобы знал…

Жаль, его сейчас нет…

Видимо, я перешел порог.

Не знаю, как это связано, но именно в тот момент, когда в трубке раздались гудки, и бредовый диалог с портье закончился, я, наконец, предельно четко понял, что пойду в Сорбонну.

Взгляд, рассеянно блуждавший вокруг, остановился на лежавшей на столе книге. Честертон. Тот самый, привезенный из Ниццы. Странно, все эти дни я его не видел. Засунул куда-то и забыл. А он – вот он. Литература столетней давности умиротворяет одним своим видом. А уж текстом… Ритм другой, неспешный, у людей еще было время на пространные диалоги, письма, созерцание… Кто-то говорил же, что книга находит тебя в нужный момент – когда ты напряженно ищешь ответ, начинаешь выуживать подсказки из любого контекста, даже не имеющего на самом деле ровно никакого отношения к происходящему. Ну и погадаем, раз так…

Я раскрыл книгу на первой попавшейся странице. Собственно, она сама раскрылась там, где уголок страницы был загнут. Одна из фраз была небрежно отчеркнута шариковой ручкой.

«Теперь необыкновенная удача позволяет Саймону присутствовать на заседании Совета, посвященном предстоящему убийству в Париже» .

Вот так.

Заседание совета в Париже. Кого будем убивать?

Роман «Человек, который был Четвергом» … И название хорошее. Когда мы с Саймоном здесь сидели? Вчера. А кажется, столько времени прошло. Суббота была, не четверг, но это мало что меняет. Был четвергом, стал субботой…

Необыкновенная удача, значит…

Помнится, никто не мог победить медузу Горгону, взглядом превращавшую любого в камень. А Персей просто взял и, вместо щита, выставил перед собой зеркало. И прощай, Горгона… Убийство?

Артур, слушай меня, друг мой. Мы к психиатру не пойдем. Мы лекцию читать будем.

Конечно, можно появиться там и все обернуть шуткой. Можно резко отказаться, сославшись на что-нибудь… Неважно, на что. В конце концов, Грега Таннера не существует.

Но – вот же он, вопрос. Существует ли Грег Таннер? Или я просто поиграл в него? Поиграл, и – достаточно… Прямо-таки гамлетовское «быть или не быть»…

Я случайно дотронулся до шрама на голове и одновременно зашипел и рассмеялся – вот же несомненное доказательство существования, грубо данное мне в ощущениях.

И внезапно вспомнил стеклянные глаза той куклы в ночном музее. Того парафинового болвана, так похожего на меня…

Но что я им скажу-то? Что им скажет фотограф? Что я могу им сказать, чтобы до них дошло?! Кому «им» – дело десятое. Слушателям. Весь вопрос не в них, а во мне. В том, что я сам не знаю, что именно должно дойти. Что до меня-то дошло? Или я – до чего?

В общем, это не был мандраж школьника – выступлений в прошлом было столько, что не мне их бояться…

Хотя, конечно, это не выступление на собрании акционеров. Аккуратная полуправда и красивые фразы здесь не пройдут, а умение логично выстраивать аргументацию, которым я, уж не помню почему, так гордился раньше, здесь просто лишнее – это мир, основанный не на логике…

Пора собираться.

Вот ведь еще одна философская проблема, посерьезнее прочих – что надеть на собственную публичную лекцию.