Как поджарить цыпочку - Нина Килхем Страница 57

Дэниел краем глаза взглянул на Джасмин. Можно было бы использовать этот шанс. По-хорошему, надо бы сдать ее полиции, а потом нанять хорошего адвоката. Но глядя на жену, он понял, что не сможет этого сделать. Сердце его разрывалось от боли, такая она стояла толстая и беззащитная. Он помотал головой. Они это переживут. Их брак не должен развалиться.

– Давай оставим машину здесь.

– После четырех парковка запрещена. Что, если они ее оттащат и проверят багажник? – сказала Джасмин.

Движение на перекрестке потихоньку восстанавливалось.

Дэниел окинул взглядом улицу.

– Мусорные баки, – сказал он. – У всех ресторанов есть мусорные баки. Сколько мешков?

– Три.

– Бери их и иди вниз. Я постою здесь на стреме. Там, ниже по улице, есть тайский ресторан. Смотри, чтобы тебя никто не видел.

Сзади остановилась полицейская машина. Дверь открылась, и устрашающий логотип «На службе и защите» замаячил прямо перед глазами застывших от ужаса Джасмин и Дэниела.

Джасмин закашлялась. Полицейский окинул машину взглядом.

– Застряли, – буркнул Дэниел. – Ждем эвакуатора.

Полицейский внимательно посмотрел на Джасмин. Пот, готовый излиться Ниагарским водопадом, каплями висел у нее над верхней губой.

– Давно ждете?

– Сказали, будут через двадцать минут.

– Вы здесь уже пятнадцать. – Полицейский еще раз окинул их взглядом и сел в машину.

Дэниел помахал ему на прощанье. Джасмин открыла багажник и ухватилась за мешки.

– Смотри, чтобы не капало, – хрипло шепнул он.

– Не будет. Все вареное.

– Что ты сказала?

– Я сварила кости. Ну выварила их. Так что если их и найдут, то подумают… ну, подумают, что это говяжьи или еще чьи-нибудь.

Дэниел уставился на жену.

– Отлично придумано.

Джасмин кивнула. Она посмотрела по сторонам, схватила тяжелые мешки и рысью бросилась через дорогу. Вид у нее был как у обычной домохозяйки, выносящей мусор.

Дэниел хватанул ртом воздуха и отскочил от машины. Его вывернуло прямо на тротуар. Он вытер рот и закрыл глаза.

– Папа, что ты здесь делаешь?

Дэниел открыл слезящиеся глаза. Перед ним балансировала на велосипеде Карим. Дэниел посмотрел на ее зарумянившееся лицо, невинные глаза, хрупкую фигурку. Слова с трудом вырывались из горла.

– Я, хм… машина… сломалась., жду… скоро должны…

– Помочь?

– Нет! Не надо. Поезжай домой. Скоро увидимся.

– Ты весь белый.

– Неважно себя чувствую.

– Мама дома?

– Э-э-э…

В конце аллеи появилась Джасмин. Перед ее блузки промок от пота, ручьями текшего с лица и шеи. Увидев Карим, она отступила в глубь аллеи, но потом, поняв, что ведет себя неразумно, попыталась исправить положение и зашагала вперед, изображая полнейшую беззаботность.

– Привет, детка, – улыбнулась она.

Карим смотрела то на отца, то на мать.

– А что вы тут делаете?

– Деловая прогулка, – бодро ответила Джасмин. – Ты готова к приходу гостей?

– Да, готова.

– Отлично, потому что у нас сломалась машина. Будь хорошей девочкой, поезжай домой и поставь жаркое в духовку, ладно? Мясо маринуется в холодильнике. Да, и накрой, пожалуйста, на стол. Возьмешь зеленую скатерть. Из тика, ты знаешь. А мы вернемся, как только управимся.

Сев на велосипед, Карим оглянулась на родителей. Они словно застыли посреди дороги.

– Невероятно, – подумала она вслух, высунув только что проколотый, распухший язык. – Я все мучилась, как им сказать, а они даже не заметили.

Оба родителя смотрели в спину уезжавшей Карим.

– Думаешь, она видела? – спросила Джасмин.

– Не знаю.

– Думаешь, проболтается? – спросил Дэниел.

– Нет, не должна.

Они смотрели друг на друга и понимали, что на самом деле даже не представляют, как она себя поведет. Можно было заключать пари, что дочь все расскажет. Потому что всегда ведет себя, следуя законам морали. А мораль у нее была, как и у любого подростка: примитивная, принципиальная и нетерпимая. Добро и зло мерцали в ее сознании, словно неоновые огни между Седьмой и Одиннадцатой улицами. По убеждению Карим, ты либо такой, либо другой и выбирать, каким быть, надо очень тщательно, потому что переиграть уже не удастся. И если ты решил и выбрал зло вместо добра или наоборот, то это навсегда. Обратного хода не будет, и разворота тоже не сделаешь. Карим сделала свой выбор. Она выбрала добро. Уж в том, что оно лучше выглядит, нечего и сомневаться. Кроме того, от него и в дальнейшем будет больше проку. Следовательно, для Карим родители были преступниками. Неважно, что они произвели ее на свет. Неважно, что они кормили ее, пестовали и лелеяли, купили ей на двенадцатилетие эту чертову говорящую Барби с золотыми волосами. Они сделали то, что от них требовалось, и теперь их можно заменить. Родителей всегда можно заменить. Вот в чем был и весь ужас, и вся правда.

Дэниел устремил взгляд в пространство.

– Почему ты это сделала?

– Потому, что люблю тебя.

Он кивнул. Джасмин протянула руку. Он ее крепко пожал. Потом он повесил на стекло машины записку для фашиствующих сборщиков штрафов, и они с Джасмин бегом понеслись домой.

Карим заперла велосипед на замок и вошла в дом. Родители совсем соскочили с катушек. Зачем матери потребовалось выбрасывать помойные мешки в уличные мусорные ящики, если можно оставить их на дороге у дома? И вид у них был такой виноватый. Трахались они, что ли, там, на аллее? Ну просто ни в какие ворота…

На самом деле она не так уж была этим озабочена. Самое главное нужно было придумать, что делать с языком. Он так распух, что она едва могла говорить. Она взглянула на часы. До прихода гостей всего лишь час. Она должна все успеть. Нужно побриться, намазаться увлажняющим кремом, вымыть голову шампунем, потом ополаскивателем. Почистить зубы, прополоскать рот жидкостью против образования налета. Потом высушить волосы и намазать их гелем. И еще накрыть на стол. Ну почему, Господи, родители никогда на нее не рассчитывают? Она всегда может им помочь. Она, в конце концов, уже взрослая. Почти. И своих дел у нее тоже полно. Но сначала – лед. Надо пососать кусочек льда, чтобы спал отек. Карим помчалась в подвал и открыла холодильник.

Она подняла мотоциклетный шлем и увидела перед собой голову той самой женщины. И так не особо горячая, кровь Карим тут же остыла до абсолютного нуля. Скривившись, она смотрела на лицо этой женщины. Поры его были забиты мукой. Вот почему они вели себя так странно, подумала она. Пошли отделываться от любовницы. И почему отец не мог с ней просто расстаться, как делают все остальные отцы? Хотя куда там – он же преподаватель драмы.