Леопард на солнце - Лаура Рестрепо Страница 57

Шесть дней они проводят, отрезанные от мира, и никто из людей не является им докучать. Невидимые руки доставляют им продукты, накрывают на стол, убирают в комнатах, седлают лошадей. Ни внезапные крики мужских голосов, ни лай собак не будят Алину по ночам, и автоматные очереди не прерывают продолжительных шашечных партий, которые она разыгрывает с мужем на светящемся электронном экране.

– О прошлом они не говорили. А о будущем?

– Мало и робко. По телефону, в ночь примирения, Алина сказала Мани, что хотела бы провести с ним на пробу одну неделю. Неделя уже шла к концу, и ему хотелось предложить ей продлить этот срок, не возвращаться на свою квартиру. Но он не решался, боясь ее отказа.

С середины бассейна Мани смотрит на Алину, он видит, что она красива и что она счастлива. Теперь он не боится: он знает, что она не уйдет от него.

– Малыша я хочу назвать Энрике, – кричит он ей, и нечто вроде энтузиазма слышится в его глухом голосе сумрачного человека.

– Почему Энрике? – спрашивает она. – Никто в семье не носит это имя.

– Как раз поэтому.

За спиной у них раздается грохот разбитого стекла, громовой, как весть о катастрофе, и у них перехватывает дыхание. Они оборачиваются: одно из стекол купола разнесено вдребезги. В дыру входят семеро. Мани узнает всклокоченную седую голову своего брата Фрепе.

– Не волнуйся, – говорит он Алине, – это только Фрепе со своими телохранителями.

Она уже поняла это, ощутив характерный запах извечной низкосортной сигары деверя. Тихим голосом, дрожащим от испуга и возмущения, она спрашивает:

– Почему же им не войти в дверь?

– Неужто что-то случилось с охранниками Мани, что они не преградили Фрепе дорогу?

– Да это ведь был брат хозяина: из той же банды. Они его предупредили, чтобы не ходил, но не решились удержать силой, тем более в тот момент – ведь Мани велел им с максимальными предосторожностями беречь покой Алины. «Я хочу, чтобы вы вели себя, точно призраки, – приказал он им. – Чтобы вас ни слышно, ни видно не было». В тот момент, когда стекла затрещали, они примчались немедля и оружие уже выхватили, но Мани сказал, что все в порядке и отослал их.

– Так, стало быть, в тот день головорезы Фрепе и люди Мани были на волосок от хорошей свалки?

– Так оно и было. Если бы Мани вовремя не дал отбой, никто бы и живым не ушел.

– Такая уж была у них жизнь: в любой момент что угодно могло случиться, и что угодно могло пальбой закончиться.

У головорезов Фрепе лица размалеваны зеленым с черными разводами, они одеты в камуфляжные штаны и кричаще-яркие рубашки флоридских туристов. У одних головы повязаны платками, другие – в бейсбольных кепках. Они зловеще надвигаются в клубах пара, источая безумие, словно сбежавшие из цирка клоуны, словно вышедшие из топи солдаты-наемники.

– Вчера убили Фернели, – с бортика кричит брату Фрепе, – и мы не смогли сообщить тебе об этом – ты дал приказ не прерывать твой медовый месяц. Двенадцать дней назад убили двоих наших братьев, и ты не пришел на похороны. Может, все-таки вспомнишь о нас?

– Побудь здесь, – велит Мани Алине, и выходит из воды не торопясь, кажется, что и не изменившись в лице, с досадой императора, чье купание прерывают рабы. Одна Алина замечает его волнение: она видела, как его ужасный шрам проступил на лице, точно бледная молния.

– Зачем ты явился? Почему твои люди вламываются, как грабители? – спрашивает он Фрепе, облачаясь в халат поверх купального костюма, не спеша, оставляя время для демонстрации своей атлетической мускулатуры, бравируя своей телесной молодостью – уже одно это приносит ему маленькую моральную победу над постаревшим и нескладным старшим братом.

– Я пришел тебя проинформировать, но нам не давали пройти. Ты ведь такой элегантный, знать не желаешь о бойне, но уж такова жизнь, брат, она просто грязная шлюха.

– Кто убил Фернели? – спрашивает Мани, словно не знает.

– Нандо Барраган, и нынче он празднует победу, раздувшись от гордости, как индюк, и пьяный, как бочка.

Пока братья разговаривают, шестеро с размалеванными лицами захватывают пространство. Шумные, ражие, глумливые, они затевают грубое веселье – Алина взирает на них с ужасом, шлепая по воде руками, чтобы удержаться на поверхности, потому что ее ноги не достают до дна. Один пожирает фрукты с подноса и плюет огрызки в воду, отрыгивая и похохатывая. Другой пьет спиртное и говорит сальности, ухватив себя рукой за яйца; третий включает на полную мощность «Разбитый бокал» Алей Акосты [67]на проигрывателе в баре; четвертый развлекается, кромсая ножом парусину тента. Двое остальных, галдя и кривляясь, взбираются на трамплин, и бросаются в воду в одежде и башмаках.

Видя, что мерзавцы к ней приближаются, Алина теряет голову, плывет к бортику, словно удирая от чумы, и кричит мужу:

– Мани, помоги мне выйти! Мани, дай мне полотенце, пожалуйста! – но он ее не слышит. Она кричит еще более истерично, пытаясь перекричать Алей Акосту, с пластинки предлагающего поднять разбитый бокал за изменщицу. Фрепе показывает на Алину пальцем:

– Принеси ей полотенце, – говорит он Мани, – королева не желает, чтобы ее видели с брюхом.

Мани помогает ей выйти из воды, укутывает ее полотенцем и просит подождать его в доме.

– Нет, пусть она остается, – говорит Фрепе, – лучше ей остаться, поговорим, очень даже мило…

– Говорить мы не будем, пока ты не велишь своим людям уйти, – отвечает Мани с демонстративным спокойствием.

– Да зачем, им тут так весело. Они беспокоят королеву?

– Пусть они выйдут, Фрепе, – Мани пускает в ход остатки своего авторитета, – и прежде всего пусть замолчат, от шума у меня голова раскалывается.

Фрепе смотрит на него вызывающе – физиономия в черных разводах напоминает морду старой зебры, вставшей на дыбы. Однако он не решается ослушаться. Помимо его воли, дух превосходства младшего брата путает его и сдерживает. Он сует в рот два пальца, свистит и приказывает своей шайке подождать снаружи.

– Можешь сесть, – говорит ему Мани с начальственным высокомерием и указывает на стул. Затем он обращается к Алине тоном, не допускающим возражения:

– Подожди меня в доме, прими пока теплую ванну и оденься.

– Нет, – говорит она, дрожа от волнения, отвращения и холода, и встает рядом с мужем. – Я предпочитаю остаться.

В воздухе висит смрадный сигарный дым. На освещенной воде нагло плавают арбузные семечки и корки. Желая показать, кто здесь хозяин, Мани идет к бару и выключает песню о неблагодарной, которая уходит, – тут ему является мысль, что ее поставили намеренно, чтобы его подразнить. Он не позволяет себя спровоцировать и предлагает Фрепе выпить.