Проданная замуж - Хамфри Прайс Страница 55

— Все нормально, — сказала я. — Я не устала.

Как раз в эту минуту в гостиную вошла Мена. Руки и лицо у нее были перепачканы мукой. Она так смотрела на ребенка, что я расхохоталась. Сестра перевела взгляд на меня и озадаченно спросила:

— Что смешного? Я не собираюсь брать его на руки, если ты об этом подумала. Я пекла роти, но мне не терпелось взглянуть на малыша.

— Знаю, — отозвалась я, все еще посмеиваясь. — У тебя на лице столько же муки, сколько на руках.

Стряпня не была тем, что лучше всего удавалось Мене. Она старалась, но еда всякий раз получалась то недоваренной, то подгоревшей.

— Кто это, Азмир? — спросила я, поднимая сына. — А не твоя ли это глупенькая тетушка строит из себя клоуна?

— Он такой милый! — сказала Мена, подойдя на несколько шагов. — Ой, какие пальчики! Роти подождут; пойду помою руки и подержу его.

Я с благодарностью посмотрела на ее удаляющийся силуэт. Она первой из родственников положительно отреагировала на моего малыша, и для меня это много значило.

Тут проголодавшийся Азмир начал плакать. Я понесла малыша в свою комнату, чтобы покормить. Пару минут спустя вошла Мена и села рядом. Она с изумлением наблюдала, как Азмир жадно сосет грудь.

— А это не больно? — спросила сестра.

— Чуть-чуть. Ты уже закончила готовить? Я умираю с голоду.

— Ах! Еще бы. Сейчас принесу тебе поесть.

Несколько минут спустя Мена вернулась с горячей курицей, карри и рисом. Не то, о чем я мечтала в больнице, но тоже довольно вкусно. Я в мгновение ока опустошила тарелку.

Той ночью Азмир спал со мной, потому что не было отдельной кроватки для него. У малыша не было даже никакой одежды, кроме той, что мне дали в больнице.

На следующее утро нас с Азмиром пришла проведать медсестра. В ее задачу входило проверить, все ли у нас в порядке и обеспечены ли мы всем необходимым. Мне стыдно было признаться, что у меня нет одежды для ребенка. Медсестра окинула взглядом мою спальню и спросила, где спит ребенок. Я объяснила.

— Я попытаюсь найти для вас детскую кроватку и какую-нибудь одежду, — сказала она.

Тем же вечером медсестра вернулась с кроваткой и четырьмя большими сумками, полными одежды.

Нам с Меной удалось собрать кроватку, которую мы поставили в углу комнаты, тогда как мать занялась одеждой. Мне вдруг пришло в голову, что мать заранее знала, что, если ничего не покупать Азмиру, медсестра принесет все необходимое. Я разозлилась. Почему ближайшим родственникам жалко денег на одежду для моего ребенка, тогда как Ханиф располагает всем, что нужно, и даже сверх того? Мать рассортировала вещи на несколько стопок, отложив в сторону одежду, которая сейчас была для Азмира велика. Я взглянула на оставшиеся вещи, ношеные, но в хорошем состоянии и чистые. В одной из сумок оказались одеяльца. Я вынула несколько штук, постелила в кроватку и положила на них Азмира.

В течение нескольких следующих дней я обнаружила, что это замечательно, когда есть с кем нянчиться. Уделять внимание сыну и заботиться о нем было самым приятным, что мне приходилось делать за очень, очень долгое время. Это напоминало мне, как мы с Амандой когда-то играли в куклы, только на этот раз все было серьезно и дарило больше радости. А еще это помогало сосредоточиться на чем-то позитивном — весьма редкая для меня возможность.

Однажды ночью, кормя Азмира, я стала внимательно наблюдать, как он сосет молочко. Пока малыш кушал, его глаза были открыты и смотрели на меня, а потом, когда он насытился, веки сонно опустились, прекрасные реснички затрепетали, и он плавно погрузился в сон. Я смотрела на сына, ощущая, как поднимается и опускается его грудь при дыхании. Жизнь Азмира была настолько драгоценной для меня, что я дала ему обещание, прошептав так, чтобы никто другой не услышал: «Тебе не придется проходить через то, что испытала я. Я не позволю им этого. На тебя не будут кричать, ругаться или поднимать руку. Обещаю. Я не стану этого делать и никому из них не позволю. Я буду защищать тебя от всего этого. Тебе не придется потакать их прихотям, ты будешь расти, каким захочешь, и распускаться, будто цветок». Я склонила голову и скрепила обещание, поцеловав сына в лоб.

14

Когда Азмиру было восемь месяцев, Манц купил хозяйственный магазин и Мена стала там работать. И снова, после многих месяцев, на протяжении которых всю работу по дому мы делили с Меной, мне пришлось справляться самой, отчего я невероятно уставала. Кроме того, с течением времени я обнаружила, что для матери мой новый статус ничего не значил. Она всегда все знала лучше. Если я хотела сделать что-нибудь для Азмира, мать решала иначе. Я не могла выходить с малышом на прогулки, не могла кормить его тем, чем хотела, не могла взять его на руки, когда он плакал. Мать говорила, что, если брать ребенка на руки каждый раз, когда он плачет, он привыкнет, что с ним нянчатся, и будет избалованным.

К ребенку Танвир и Сайбера эти правила не применялись. Шэм родился меньше чем через месяц после появления на свет Азмира. Шэма постоянно вывозили на прогулки, одевали, как хотели, кормили, чем хотели, а когда он плакал, мать сама брала его на руки. Почему я не могла делать то же самое для своего сына?

Несмотря на вечную занятость, я находила время, чтобы покормить Азмира, переодеть его и поиграть с ним. Он рос счастливым малышом и редко плакал, уж точно не так часто, как когда-то дети Ханиф. В четырнадцать месяцев он уже был приучен к горшку и примерно в это же время начал ходить. Когда Шэм делал свои первые шаги, Танвир и Сайбер были на седьмом небе от счастья, и все остальные тоже. А когда неделю или две спустя начал ходить Азмир, кроме меня это заметила только Мена. Она поцеловала малыша и дала ему конфету.

От Афзала не было вестей с тех пор, как мать сообщила ему о рождении Азмира. Ни поздравительных открыток, ничего. Мне хотелось, чтобы Афзал приехал и заботился о нас, но, поскольку он не предпринимал никаких попыток даже расспросить о сыне, я поначалу чувствовала себя преданной. Но потом — как всегда — поняла, что должна самостоятельно пробивать дорогу, теперь не только себе, но и Азмиру. Мне пришлось сосредоточиться на этом. Порой становилось тяжело, бывало, я плакала со спящим Азмиром на руках.

Я рассказывала сыну сказки, когда-то прочитанные в детском доме, и пела песни, которыми меня убаюкивала на диванчике тетушка Пегги. Я придумывала множество историй про детей, живущих в лесах Кэннок Чейза, и рассказывала их Азмиру вечер за вечером, когда никто не слышал.

Но я менялась. Я начала упорнее отстаивать свои интересы. Я выходила с Азмиром в город, когда считала нужным, говорила «нет», когда не хотела что-нибудь делать. Постепенно я стала в определенной степени независимой. Папа служил мне примером. Когда Азмиру было почти два года, папа, который в то время остался у нас на несколько дней погостить, вышел что-то купить. Вернулся он с пакетом в руках и прошел в кухню, где я в тот момент находилась.