Город чудес - Эдуардо Мендоса Страница 55

– Виданное ли дело: Промысел Божий – и тот должен утверждаться в Мадриде?!

– Так гласит закон, – ответили члены городского совета, вздохнув с явным облегчением.

Они притворялись, что якобы разделяют гнев алькальда, однако в глубине души хотели любыми способами избавиться от ответственности. «Пусть Мадрид таскает для нас каштаны из огня, – решили они. – Там всегда ставили нам палки в колеса, – рассуждали депутаты. – Так пусть для разнообразия, хотя бы на этот раз, своим отрицательным ответом они окажут нам неоценимую услугу».

В полученном из Мадрида послании его превосходительство министр внутренних дел подтверждал получение Плана реконструкции города Барселоны, но отклонял принятие его к рассмотрению в силу несоответствия порядка его представления правилам, предусмотренным законодательством в отношении оного. И действительно, закон требовал предъявления трех альтернативных проектов, а министр оставлял за собой право отдать предпочтение одному из них. Тут алькальд совсем тронулся умом, и только совместными усилиями удалось привести его в чувство.

– Объявим конкурс, пошлем в Мадрид наш проект и еще два в придачу; тогда сеньору министру ничего не останется, как только выбрать лучший, – успокаивали члены муниципалитета своего патрона.

Тот не нашелся что возразить, пребывая в уверенности, будто его проект был внушен ему самим Господом Богом и другого, более совершенного, не могло существовать по определению. Алькальд распорядился объявить конкурс и погрузился в нетерпеливое ожидание, пока не будут представлены, обсуждены и предварительно отобраны дополнительные планы в строгом соответствии со сроками, указанными в условиях конкурса. Он даже пошел на то, чтобы его проект наряду со всеми был подвергнут такой же процедуре, потому что нисколько не сомневался в победе. Так и случилось. В процессе отбора его детище, которое до сей поры удалось лицезреть лишь немногим избранным, пошло по рукам, а его отрицательные и положительные стороны стали предметом пересудов. В высших кругах общества только о нем и говорили. Наконец три победивших на конкурсе проекта были отосланы в Мадрид. Министр затягивал с ответом, сколько мог, не сочтя нужным вдаваться в объяснения. Алькальд умирал от нетерпения.

– Есть новости из Мадрида? – спрашивал он, вскакивая с постели посреди ночи, и будил своего камердинера, спешившего к нему в опочивальню, чтобы успокоить его разыгравшиеся нервы. К счастью, он был холостяком.

Наконец министр удосужился отозваться. Ответ произвел эффект разорвавшейся бомбы: его превосходительство министр внутренних дел постановил не отдавать предпочтения ни одному из трех представленных проектов, поскольку, на его просвещенный взгляд, они не обладали требуемым числом достоинств. Более того, он находил вполне приемлемым, что и зафиксировал своей подписью, четвертый проект, который то ли не был представлен на конкурс, то ли все-таки участвовал в нем, но был забракован жюри, а теперь вдруг откуда-то всплыл, и его утвердили специальным указом, имевшим силу закона. Впоследствии этот проект стал известен как План Серда [58]. Алькальд попытался найти в происшедшем положительную сторону. Я убежден, – написал он министру, – Ваше Превосходительство просто решил подшутить над нами,сделав вид, будто одобряет проект, который не только не вошел в тройку отобранных нами и представленных на Ваше высочайшее утверждение, но и решительно, о чем я могу сказать наперед, будет отвергнут всеми без исключения барселонцами. Засим последовала молниеносная реплика министра: Придет день, и Ваши хваленые барселонцы, друг мой, возблагодарят небеса, если План Серда будет воплощен в жизнь в соответствии с моим распоряжением, – писал министр алькальду. – А что до Вас, любезнейший, то разрешите Вам напомнить – не в Вашей компетенции определять, когда министру шутки шутить, а когда слезы лить. Соблаговолите исполнять мои распоряжения слово в слово, до последней запятой, и не вынуждайте меня лишний раз напоминать Вам, от кого зависит Ваше назначение на должность алькальда в последней инстанции. Примите уверения…

Алькальд снова созвал городской совет.

– Нам дали пощечину, – заявил он. – И правильно сделали – нечего было поддаваться диктату Мадрида вместо того, чтобы действовать, как нам предписывает наше достоинство и требует наша честь. Теперь же из-за нашего малодушия Барселона оскорблена в лучших чувствах. И пусть это послужит нам горьким уроком.

Прозвучал шквал аплодисментов. Алькальд призвал к тишине и снова заговорил. Его голос эхом звенел в тишине Зала Ста.

– Сейчас мы должны ответить, настал наш черед, – сказал он. – Мое предложение может показаться излишне категоричным, даже дерзким, но я вас прошу не судить меня строго. Подумайте и сами убедитесь – у нас нет другого выхода. Я предлагаю следующее: поскольку Мадрид отказывается выслушать наши соображения и с высокомерным пренебрежением пытается навязать нам свои взгляды, каждый из вас, являясь полномочным представителем жителей Барселоны, должен бросить вызов чиновнику, чье положение в иерархии министерства соответствовало бы вашему на муниципальном уровне, и либо убить его на дуэли, либо умереть самому, защищая свои честь и достоинство. Я же, здесь и сейчас, бросаю перчатку на пол этого исторического зала и публично вызываю на дуэль его превосходительство министра внутренних дел, дабы наконец он и его нечестивые бюрократы уяснили себе, что отныне каталонец, не найдя справедливости в коридорах власти, будет добиваться ее на поле брани с оружием в руках.

Он бросил наземь шевровую перчатку серого цвета, купленную накануне и пролежавшую перед алтарем церкви Святой Лусии всю предыдущую ночь. Присутствовавшие приветствовали этот жест одобрительными возгласами и нескончаемыми овациями. Счастливые обладатели перчаток последовали его примеру, а те, у кого их не было, побросали на пол шляпы, галстуки и даже башмаки. Бедный алькальд разразился слезами умиления. Он еще не знал, что все эти чиновники, с таким энтузиазмом принявшие его предложение, не имели намерения поддерживать его в дальнейшем, некоторые из них уже забрасывали Мадрид письмами в поддержку министра и выражали сожаление по поводу непозволительного тона своего патрона, в чьем душевном здоровье сильно сомневались. Ничего не подозревавший алькальд послал в Мадрид письмо с вызовом, и министр вернул его разорванным на мелкие кусочки в конверте с сургучной печатью, написав на обратной стороне: Со мной это шутовство не пройдет. Члены совета заклинали упрямца не настаивать – мол, ничего нельзя поделать, и предложили взять отпуск. В конце концов до него дошло, насколько он одинок в своей борьбе. Алькальд подал в отставку, переехал в Мадрид и попытался заручиться поддержкой в Кортесах [59]. Некоторые депутаты прикинулись заинтересованными по различным соображениям: кто-то надеялся таким макаром завоевать симпатии каталонцев, кто-то ожидал материального вознаграждения за свое заступничество. Но стоило и тем и другим убедиться, что алькальд – просто выживший из ума чудак, все страшно возмутились и отвернулись от него окончательно. Тогда он прибег к подкупу самых продажных из депутатов, но лишь пустил по ветру все свое состояние, кстати сказать, немалое. Через три года, совершенно разоренный, сломленный духом, он вернулся в Барселону, поднялся на Монжуик и посмотрел вниз, на долину: перед ним предстали очертания новых улиц, железнодорожные колеи, по которым бежали поезда, проложенные трубопроводы и акведуки. «Как это возможно, – твердил он, – чтобы какой-то паршивый чиновник – чернильная душа – и вдруг осмелился противостоять Промыслу Божьему?» Тут его одолело великое отчаяние, он бросился с горы и разбился насмерть. Смятенная душа алькальда отправилась прямехонько в ад, где ему популярно объяснили, что визит, нанесенный ему во сне, был не чем иным, как явлением сатаны.